Слишком много важнейших исторических событий для жизни одного человека.
Он являлся главой Земного Исполнительного Комитета, которому подчинялись секретная полиция, армия и силы специального назначения Конфедерации, состоящей из восьмидесяти трех планет. Дмитрий Олманов и ЗИК олицетворяли собой единственную централизованную власть над всеми этими восьмьюдесятью тремя планетами. Восьмьюдесятью тремя независимыми правительствами, которые с радостью разорвали бы Конфедерацию на кусочки, если бы не дипломатическая политика ЗИК, удерживающая, подобно тонкому слою клея, этот политический союз от распада.
– Отправляемся, Амброуз. У нас совещание. Аппарат взмыл в воздух, и Дмитрий добавил: – Когда‑нибудь я из‑за тебя опоздаю на свои собственные похороны.
Незнакомец отошел за скалу, чтобы его не заметили со стороны аэрокара Олманова. Совсем ни к чему было так рисковать. Дмитрия, могущественнейшего чиновника Конфедерации, могла сопровождать усиленная охрана, а не один личный телохранитель.
Человек положил бинокль в футляр и стоял некоторое время недвижимо, чуть пригнувшись, выжидая, пока летательный аппарат главы ЗИК не скроется за марсианским горизонтом. Хорошо, что служба безопасности ЗИК не разыскивала его.
Его никто не разыскивал.
Никто не знал о том, что он существует.
Девять лет он провел так, чтобы как можно меньше вступать в контакт с окружающим миром. Было необходимо, чтобы никто не знал о его пребывании здесь. Он был аномалией, способной дестабилизировать ход событий, ради которых он и прибыл сюда.
Столь многое могло пойти прахом, если бы его обнаружили, если бы обнаружили его хрустальные пещеры… и все же, несмотря на необходимость предосторожности, несмотря на его сфабрикованное и ставшее уже почти реальным – несуществование, он по‑прежнему совершал паломничество к Лицу.
Лицо напоминало ему о доме.
Теперь он понял другую причину, по которой он приходил сюда.
Он надеялся увидеть Дмитрия.
Ему было известно об одержимости старика долбрианцами и Лицом. Несмотря на усилия остаться необнаруженным, он испытывал глубинное желание посмотреть на человека, который был ответственен за все. Ему хотелось увидеть своего бывшего командира, человека, которого он когда‑то бесконечно уважал.
И вот сегодня, во время последнего визита, он наконец‑то увидел Дмитрия. Теперь, ближе к концу ссылки, это оказалось неожиданным шоком.
Увидев Дмитрия, стоящего на равнине Сидония, он не мог отделаться от мысли об убийстве старика.
Даже после девяти лет добровольной изоляции его ненависть к человеку, который вскоре отдаст страшные приказания, не притупилась, а напротив, еще более обострилась. Но, если он хочет, чтобы его жертвоприношение стало сколь‑нибудь значимым, он должен позволить старику отдать эти приказания. Чтобы получить шанс спасти хоть что‑нибудь, ему придется подождать, чтобы они были отданы, ждать, пока они не будут почти выполнены.
Ждать, пока все не закончится.
Но он уже ждал девять лет; и мог подождать еще четыре месяца.