Миша пил холодную, до ломоты в зубах, воду. В воде плавали шестьдесят капель валерьянки.
- Ехать в ночь тебе не надо. Въедешь в колдобину, разобьешь рыдван до состояния хлама... он и так, правда, хлам. И не берись больше за такую работу. Найди чего-нибудь поспокойнее.Миша послушно кивнул, отчего голова закружилась с новой силой.Анатолий принял из Мишиной руки опустевший стакан. Валерьянка воняла на всю комнату.
- А есть такие, которым все пофиг, - тихо сказал Анатолий. - Жили-жили, померли... Пока молодой. Всего хочется. Жизни много, - он засмеялся. - Так?Миша проглотил слюну.
- Не бойся, - Анатолий усмехнулся. - Я пошутил спьяну. А у твоей тачки контакты окислились... Наверное. Нет, ты не дергайся, ТЕПЕРЬ она будет заводиться. Безотказно.Миша сжал зубы.Страх не отпускал. Страх непоправимой ошибки.
* * *
Тридцать дней - это ведь не тридцать лет, правда?Миша выехал на рассвете. "Рома" завелся с полоборота.Поднималось солнце. В приоткрытое окно дул лесной ветер, в жизни не знавший ни выхлопов, ни гари, и к его запаху упоительно примешивался дух живой, исправной машины.Миша вырулил на шоссе. И вдавил педаль в пол, наслаждаясь скоростью ради скорости. Движением ради движения.А потом испуганно притормозил. Снизил обороты, охотно пропуская торопыг, без сожаления провожая взглядом сиюминутных победителей, которые доберутся до цели раньше. По крайней мере, сегодня.А он, Миша, слишком любит жизнь. Опять-таки сегодня.А вчера ему было страшно из-за проданных тридцати дней. Но тридцать дней - это не тридцать лет... а в жизни так много соблазнов.И больше нет ничего непреодолимого.Стоит только однажды вернуться.