Через несколько секунд Филби увидел из окна, как от подъезда отъехала черная «Чайка» с ЦКовскими номерами, начинающимися на «МОС».
Сквозь лупу Джим Роулинс рассматривал фотографию, вырезанную из журнала светской жизни. На фотографии, снятой годом раньше, была женщина, которая сегодня утром вместе со своим мужем покинула столицу в северном направлении. Леди Фиона в бриллиантах стояла рядом с женщиной, которая приветствовала принцессу Александру. Роулинс знал историю камней лучше своей биографии. Он изучал ее несколько месяцев, прежде чем решиться на ограбление.
В 1905 году молодой граф Маргейт вернулся из Южной Африки с четырьмя крупными, но необработанными алмазами. В 1912 году он отдал их в огранку фирме Картье в Лондоне, чтобы сделать своей молодой жене свадебный подарок. Картье передал камни гранильщикам фирмы «Асхер» в Амстердаме, прославившейся благодаря обработке знаменитого «Каллигана». Из четырех камней вышли две пары алмазов, ограненных в грушевидную форму (по 58 граней на каждом). Два камня были в десять карат и два в двадцать карат.
В Лондоне Картье оправил их в белое золото, добавил сорок гораздо более мелких бриллиантов, в результате чего получился гарнитур, состоящий из диадемы, кулона и серег. Пока создавался гарнитур, отец графа герцог Шеффилд‑седьмой умер, и граф унаследовал его титул. Бриллианты получили имя «Глен» по названию родового поместья Шеффилдов.
Восьмой герцог, после своей смерти в 1936 году, завещал «Глен» сыну, у которого, в свою очередь, было двое детей – дочь 1944 года рождения и сын 1949 года рождения. Фотографию дочери, теперь уже 42 лет от роду, и рассматривал Джим Роулинс через увеличительное стекло.
– Тебе больше не придется их носить, дорогая, – произнес Роулинс вслух и принялся проверять инструмент, что собирался взять с собой на дело.
Гарольд Филби вскрыл конверт кухонным ножом, вынул письмо и развернул его на столе в гостиной. Письмо произвело на него впечатление: это было личное послание Генерального секретаря ЦК КПСС, написанное им от руки аккуратным канцелярским почерком и, разумеется, по‑русски.
Бумага, как и конверт, была отменного качества, но без реквизитов. Очевидно, он писал это письмо в своей квартире на Кутузовском проспекте, где со времен Сталина жили представители высшей партийной элиты.
В правом верхнем углу письма стояла дата: среда, 31 декабря 1986 года. Ниже шел следующий текст:
«Дорогой Филби!
Мне сообщили об интересной фразе, которую Вы произнесли недавно на одном из приемов.
Вы сказали: „Политическую стабильность Великобритании постоянно переоценивают здесь, в Москве, особенно в настоящий момент“.
С удовольствием получил бы от Вас развернутое разъяснение по поводу этого замечания в письменном виде. Направьте его лично мне, не прибегая к помощи секретарей и не оставляя копий.
Когда Вы подготовите ответ, позвоните по телефону, который Вам дал майор Павлов, попросите его к телефону, он к Вам заедет за письмом сам.
Поздравляю с наступающим завтра Вашим днем рождения.
С. уважением…»
Внизу стояла подпись.
Филби медленно вздохнул. Значит, ужин у Крючкова для высших чинов КГБ прослушивался. Его подозрения подтвердились.
Заместитель председателя КГБ, начальник Первого Главного управления Владимир Александрович Крючков был предан Генеральному секретарю беззаветно, являясь его собственной креатурой.
Имея звание генерал‑полковника, Крючков не был ни военным, ни профессиональным разведчиком; он был партаппаратчиком до мозга костей, одним из тех, кого нынешний советский лидер привел с собой, в бытность свою председателем КГБ.
Филби перечитал письмо и отложил его. Стиль у старика не изменился, подумал он. Для него была характерна предельная лаконичность, четкость и ясность изложения, без вычурных любезностей и разночтений.