В кожаной куртке, с хлыстом в руках и рядом с этой женщиной, готовой покориться, он почувствовал себя другим, настоящим человеком.
Теперь она начала медленно раздеваться. Сбросила шуршащую юбку, которая упала на пол, расстегнула блузку, которая последовала за юбкой. Нижнего белья на ней не было. Она расстегнула бюстгальтер, и Вилли увидел большую грудь с крупными темными сосками. Грудь слегка обвисла под собственной тяжестью, но это её нисколько не портило. Ему всегда нравились большие груди, у его жены с этим было неважно.
Очень медленно и глядя Вилли прямо в глаза, она стащила с себя трусы и выпрямилась. Темный густой треугольник бесстыдно выделился на белом теле. У него пересохло во рту.
— На колени! — скомандовал Вилли.
Как странно, подумал Вилли, он точно знал, что ему надо говорить и как себя вести. Рукоятка хлыста удобно лежала у него в руке. Он всегда хотел испытать это сладостное чувство полной власти над женщиной.
Она беспрекословно опустилась на пол, её большие груди соблазнительно колыхались при каждом движении. Она подползла к Вилли и обняла его колени.
— Я — твоя раба, — прошептала она. — Делай со мной все, что хочешь.
— Ты дрянь, — внятно и громко сказал Вилли. — Ты жалкое ничтожество, недостойное целовать мне ноги.
— Прости меня, прости меня за все, — жарко шептала проститутка. — Я одна во всем виновата. Ты щедрый и великодушный! Я заставила тебя страдать, но я молю о прощении.
Перед тем как подняться с проституткой в её комнату с большим зеркалом и двуспальной кроватью, Вилли выпил внизу, у буфетной стойки два двойных коньяка. Сейчас жаркая волна ударила ему в голову. Эта дрянь бросила его!
Жена издевалась над ним все шесть лет, что они были в браке. Ей не нравились его манеры, его неумение вести себя в высшем обществе. Она бросала на него испепеляющие взгляды, когда он осмеливался открыть рот. А что такого ужасного он говорил? У них в деревне все так говорили. Даже его высокое назначение ничего не изменило в их отношениях. Она считала, что он просто превратился в полицейского.
— Неужели ты не мог заняться адвокатской практикой? Мы хотя бы жили сейчас в приличном доме. И мне не было бы стыдно за тебя перед друзьями моих родителей, — шипела она. — Бедная мама, она предупреждала меня, что ни в коем случае нельзя выходить за тебя замуж.
После каждого такого спора она неделю не пускала Вилли в свою спальню. После ужина уходила к себе и демонстративно запиралась на ключ. Поначалу Вилли пытался убедить её открыть дверь, жалко переговаривался с ней через замочную скважину, умолял впустить. Она никогда не меняла гнев на милость. После этого он назло ей напивался в гостиной. Несколько раз утром она заставала его спящим прямо в кресле. Он просыпался от её презрительного взгляда.
Тварь! Сука! Вилли вновь охватил гнев, и впервые в жизни он мог его не скрывать.
— Ты заплатишь мне за все, — твердо сказал он.
Его рука дернулась, и хлыст в первый раз опустился на спину проститутки. Она закричала:
— Прости, прости меня! Никогда больше я не посмею возражать тебе!
Но Вилли её не слышал. Он с наслаждением хлестал проститутку. Он полностью отдался этому сладостному делу. Он сквитался с ней, с этой мерзкой дрянью, сквитался с ней за все.
Большое белое тело дергалось в такт его ударам. Свист хлыста, её крики и вопли странно волновали его. Он почувствовал возбуждение, и его рука ослабла. Он уже не столько хлестал, сколько поглаживал женщину. Она подползла к нему. Он почувствовал, что она целует ему ноги. Ее руки медленно поднялись верх и остановились там, где им следовало быть.
Она расстегнула ему брюки, и они сразу же упали. Она приникла к нему губами. Боже, подумал он, ему ни разу в жизни не удалось убедить жену согласиться на такое!
Он выронил кнут.