Честно говоря, не очень-то благородно после всего, что она для меня сделала, обременять Айлин еще и посвящением книги, но я просто не знаю иного способа всенародно поблагодарить ее за помощь, хотя, возможно, она и читать-то мои рассказы не станет.
Глава 1
Животные вокруг нас
Не перестаю удивляться тому, какое множество людей в самых разных уголках мира не имеют ни малейшего представления о животных, живущих с ними бок о бок. Тропические леса, саванны или горы в тех районах, где живут эти люди, кажутся им совершенно пустынными. Они ничего не видят, кроме безжизненного ландшафта. Я особенно остро это почувствовал, когда был в Аргентине. Там мне повстречался англичанин, который провел в этой стране всю жизнь. Узнав, что мы с женой собираемся отправиться в пампу за животными, он воззрился на нас с неподдельным удивлением.
— Послушайте, голубчик, вы же там ничего не найдете! — воскликнул он.
— Да что вы? — спросил я в некотором смущении: поначалу он мне показался человеком неглупым.
— Пампа — это пространство, заросшее травой, — объяснил он, широко разведя руки, чтобы показать бесконечность травяных зарослей. — Трава, дорогой мой, сплошная трава, в которой там и сям понатыканы коровы.
Это определение, надо признаться, довольно точно передает то впечатление, которое сначала производит пампа, только жизнь на этой бескрайней равнине далеко не ограничивается одними коровами да пастухами гаучос. Где бы вы ни остановились и куда бы вы ни повернулись — повсюду до самого горизонта простирается плоская, как бильярдный стол, травяная равнина, из которой местами торчат куртины гигантских колючих растений высотой шесть-семь футов, похожих на канделябры в сюрреалистическом стиле. Здесь и вправду кажется, что все живое вымерло, а остался лишь простор, застывший под раскаленным синим небом. Но на самом деле в шелковистой траве и в небольших перелесках среди сухих колючих стволов жизнь бьет ключом. Когда едешь верхом в самую жаркую пору дня по густому травяному ковру, продираешься через заросли гигантских колючек, так что кругом треск стоит, словно от фейерверка, — это щелкают и стреляют, ломаясь, хрупкие сучья, — мало что можно увидеть, кроме птиц. Каждые сорок — пятьдесят ярдов попадаются кроликовые совы; вытянувшись во фрунт, как заправские часовые, они сидят на пучках травы возле своих норок, не сводя с вас полных удивления и ледяного презрения глаз. Когда же вы подъезжаете слишком близко, они начинают нервно пританцовывать, а потом срываются с места и кружат над травой, бесшумно взмахивая мягкими крыльями.
Вам ни за что не укрыться от глаз «сторожевых псов пампы» — черно-пегих куликов. Они снуют вокруг, таясь в траве, подглядывая, кивая головками, а потом вдруг взмывают в воздух и кружатся над вами на своих пестрых крыльях, крича: «Теро-теро-теро… теро… теро…» — этот сигнал тревоги оповещает о вашем приближении все живое на много миль вокруг.
Услышав резкий крик, кулики по всей округе подхватывают его, пока вам не покажется, что пампа звенит от крика. Теперь все ее обитатели начеку. От скелета засохшего дерева неожиданно отрываются два мертвых на вид сучка, вдруг… они расправляют крылья и кругами поднимаются вверх, к жаркому небу,
— оказывается, это пара длинноногих коршунов чиманго в своем красивом ржаво-белом оперении. То, что вы приняли было за большую куртину высохшей на солнце травы, внезапно поднимается на длинных крепких ногах и несется по равнине широкими упругими шагами, вытянув шею, ныряя и лавируя среди колючек. Тут-то вы и понимаете, что «охапка травы» на самом деле страус нанду, который пережидал опасность, затаившись на земле. Выходит, что несносные кулики, поднимая при вашем приближении переполох, вспугивают других обитателей пампы и заставляют их таким образом обнаруживать свое присутствие.