Анд ре Фабр
20 апреля 1643 года Людовик XIII, чувствуя близкую кончину, призвал к себе членов парламента и зачитал им, в присутствии Анны Австрийской, свою последнюю волю, весьма оскорбительную для королевы:
— Пока мои сын не достигнет совершеннолетия, королевством будет управлять регентский совет, а не регентша. В этом совете королева будет обладать правом одного голоса, и все решения будут приниматься большинством голосов.
Анна Австрийская смертельно побледнела, а в комнате установилось тягостное молчание.
Уже давно всем было известно, что Людовик XIII не доверяет своей супруге; но никто и помыслить не мог, «то она подвергнется подобному публичному унижению. Однако этим дело не кончилось. Король вновь заговорил и, обращаясь к членам парламента, слабым голосом произнес, „что королева все испортит, если станет регентшей, как покойная королева-мать“.
На этот раз Анна Австрийская в слезах бросилась к изголовью мужа. Однако Людовик XIII приказал ей подняться, ибо, добавляет Тальман, «он хорошо ее знал и испытывал к ней презрение».
Общее смущение еще более усилилось.
Чтобы действовать наверняка, монарх потребовал от Анны и Месье поставить свои подписи под только что прочитанным завещанием. Сам же он еще прежде начертал собственноручное примечание:
«Изложенное выше есть моя последняя твердая воля, которую всем надлежит исполнять».
Королева подписала, рассудив, что в подобный момент спорить не следует; но на следующий же день после смерти короля, случившейся 15 мая, она явилась в парламент и, добившись отмены королевского завещания, получила «право свободно и полновластно распоряжаться делами королевства» на время малолетства Людовика XIV, «призывая на свой совет особ безупречной честности и обладающих опытом, число коих она сама определит… но при этом никоим образом не будет обязана следовать решению, принятому большинством голосов».
Это был настоящий государственный переворот.
Сразу же ко двору стали во множестве стекаться те, кто был изгнан Людовиком XIII. Здесь вновь увидели мадам де Шеврез, мадемуазель де Отфор, Ла Порта, мадам де Сенеси и прочих. Но все эти друзья и приближенные нашли королеву преобразившейся. Всего за несколько дней легкомысленная и ветреная женщина осознала, что диктует ей долг, и обрела подлинно королевское величие.
Впрочем, она вовсе не жаждала власти и, отменяя королевское завещание, преследовала только одну цель:поставить во главе государства своего любовника…
Когда зашла речь о назначении первого министра, двор и парламент ожидали, что она выберет Огюстена Потье, епископа Бове, который, судя по всему, был наилучшей кандидатурой на эту должность, ибо, как говорит кардинал де Рец в своих «Мемуарах», «это была скотина в митре, превосходившая тупостью законченных идиотов».
Однако Анна Австрийская выбрала Мазарини.
«Весь Париж был потрясен до глубины души, — сообщает нам Сотро де Марси. — Никто не ведал, с помощью, каких пружин удалось удержаться кардиналу, который открыто, признавался, что хочет вернуться в Италию. Когда же стали известными „Мемуары“ Ла Порта, камердинера Анны Австрийской, то все поняли, что королева и Мазарини с первой же минуты действовали заодно. С тех пор начались весьма нелестные толки относительно привязанности королевы к этому министру, обладавшему очень красивой наружностью».
Всегда вольные в речах, парижане стали без стеснения говорить, что «каждый раз, когда Мазарини пускает в ход свою „пипку“, он потрясает устои государства».
В самом деле, все были убеждены, что эту женщину сорока двух лет и этого итальянца, который был на год младше, связывают самые нежные узы. Над любовниками потешались в открытую, а школяры, дерзкие и непочтительные во все времена, именовали регентшу «шлюхой кардинала». Вскоре это прозвище вышло за пределы Латинского квартала и было подхвачено кумушками на рынке, а также мелкими торговцами.