В новых фильтрах, созданных по не известной им технологии, русские почему-то видят троянского коня. «А что мы будем делать, если через неделю ваши фильтры выйдут из строя?» - спрашивают они. И здесь уже не помогают никакие доводы. Ну какой российский чиновник поверит в то, что некая неправительственная организация из закордонья - есть у них в России такое словечко - просто так, за здорово живешь, подарит ему новенькие промышленные фильтры только потому, что их, иностранцев этих поганых, беспокоит, видишь ли, судьба самого глубокого в мире озера? Чистый бред! С точки зрения российского чиновника, разумеется.
- Приехали, - объявил шофер, затормозив у входа в гостиницу. И, положив локоть на спинку водительского сиденья, повернулся ко мне. - Можете расплатиться уинами.
- У меня есть рубли, - я раскрыл бумажник. - Сколько?
- В уинах дешевле будет, - шофер чуть прищурил левый глаз, словно собирался подмигнуть мне заговорщицки.
- Сколько? - я достал из бумажника деньги.
Шофер недовольно отвернулся и щелкнул пальцем по кнопке. На кассовом табло загорелась сумма к оплате: 320 рублей. Еще десять процентов чаевых. Ладно.
- Прошу вас, - я протянул шоферу ровно 352 рубля.
Таксист забрал деньги, сунул мне в руку чек и, опустив клавишу на панели управления, открыл заднюю дверцу.
- Всего доброго, - сказал я, выбираясь из машины.
Рядом уже суетился чернокожий швейцар в малиновой ливрее с золотыми позументами, так и норовивший вырвать у меня из рук саквояж.
- Благодарю, помощь мне не нужна.
Швейцар недовольно засопел, шевельнул вывернутыми ноздрями и с обиженным видом отошел в сторону. Да, вот чего африканцу не хватало, так это широкой, окладистой бороды, которую можно степенно оглаживать, стоя в сторонке и предаваясь возвышенным думам о судьбах родины.
«Люкс» № 412 был постоянно зарезервирован за Мировым экологическим форумом. Точно так же, как еще семь номеров на разных этажах гостиницы. Портье вокруг меня едва лезгинку не станцевал, стоило мне показать золотую карточку «Службы Путешествий».
Поднявшись в номер, я сунул в руку увязавшемуся за мной коридорному двадцатку и захлопнул дверь у него перед носом. Не хватало только, чтобы он начал демонстрировать мне все достоинства номера, в котором я останавливался уже в пятый… Или в шестой раз?
Я достал из кармашка часы, щелкнул крышкой и посмотрел на циферблат.
Без пяти четыре.
Что ж, очень хорошо. Сегодняшний вечер у меня свободен.
Я подошел к огромному, едва не в полстены бару, открыл холодильную стойку и не спеша изучил ассортимент. Выставка была замечательная. Скользнув взглядом по этикеткам, я остановил выбор на ледяном чае с лимоном.
Подхватив одной рукой бутылку, другой - тяжелый четырехгранный стакан, я ногой подтолкнул кресло к невысокому шестиугольному столику из карельской березы. Устроившись в кресле, я налил себе стакан чаю и, мысленно отсалютовав всем, кто был рад или не рад видеть меня в Москве, сделал два больших глотка. Чай оказался хорош! Прохладный, чуть кисловатый, пузырьки углекислоты приятно щекочут нёбо.
Ах, блаженство!
Приоткрыв один глаз, я посмотрел на телевизор, серой глыбой застывший в углу. Модель с голосовым управлением. Чтобы этот ящик работал как следует, на него нужно орать, потому что простых, тихих слов он не понимает. Или не желает понимать. А может быть, его специально так настроили на заводе?
Россия…
Я допил чай и поставил стакан на столик. И тут оно началось.
Странным было не то, что это вообще происходило - к странностям я был готов, - а то, что всякий раз это начиналось по-разному.
Когда это случилось в первый мой московский приезд, я страшно перепугался. Решил, что спятил. Или, в лучшем случае, переутомился. Принялся таблетки глотать успокаивающие. От транквилизаторов меня вело, как суслика среди зимы.