Мы были на другой стороне деревни, около станции. Услышали стрельбу, видели, как ты бежал вверх по склону холма.
— Мне повезло, — заметил Осборн.
— Да, особенно если учесть, что все это не имеет ко мне никакого отношения. Как бы там ни было, Рене сказал, что ты мог побежать только в эту сторону.
Она закурила, положив ногу на ногу, как всегда элегантная в черном костюме с бриллиантовой брошью у воротника белой шелковой блузки. Лоб закрыт челкой, завитки волос обрамляют лицо, подчеркивая изящную линию скул и подбородка с ямочкой.
— Куда это ты смотришь? — спросила она вызывающе.
— На тебя, — ответил он. — Как всегда, слишком много помады, а в остальном — само совершенство.
— А ну-ка ступай под сиденье и заткнись, — бросила она и сдвинула ноги в сторону, пока он забирался в ящик под сиденьем, убрав откидную доску. Наконец он устроился там, и она вернула доску на место. Мгновение спустя они увидели «кюбельваген», стоявший поперек дороги, и полдюжины эсэсовцев рядом с ним. — Спокойно, Рене, не торопись, — сказала Анн-Мари.
— Заваруха? — глухо прозвучал голос Крэйга Осборна.
— Не волнуйся, — мягко ответила она. — Я знаю офицера. Он останавливался в замке.
Рене остановил «роллс». К ним направлялся молодой лейтенант СС с пистолетом в руке. Его лицо просветлело, и он убрал пистолет в кобуру.
— Мадемуазель Треванс? Какой приятный сюрприз!
— Лейтенант Шульц. — Она открыла дверцу и подала руку, которую он галантно поцеловал. — Что все это значит?
— Несчастный случай. Какой-то террорист только что застрелил генерала Дитриха в Сен-Морисе.
— Мне кажется, я слышала стрельбу, — сказала она. — Как генерал?
— Он мертв, мадемуазель, — ответил Шульц. — Я видел тело. Ужасно. Убит во время исповеди в церкви. — Он покачал головой. — Не верится, что в мире могут быть такие люди.
— Искренне сожалею. — Она участливо тронула его за руку. — Вы должны навестить нас. Графиня вам очень симпатизировала. Мы так жалели, когда вы уехали. Шульц покраснел.
— Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания, не смею вас больше задерживать.
Он громко отдал приказ, и один из солдат убрал «кюбельваген». Шульц отдал честь, и Рене тронул машину с места.
— Мадемуазель, как всегда, дьявольски везет, — заметил он.
Анн-Мари Треванс закурила новую сигарету, а Крэйг Осборн подумал про себя: «Ты ошибся, дружище. Она сама Дьявол».
На ферме они поставили «роллс-ройс» в сарай, и Рене пошел на разведку. Осборн снял форму и оторвал пропитанный кровью рукав рубашки.
Анн-Мари осмотрела рану:
— Не так чтобы очень плохо. Но рана не сквозная, а это опасно, имей в виду.
Рене вернулся со свертком, в котором была одежда и кусок белой ткани, которую он начал рвать на полосы:
— Перебинтуй его.
Анн-Мари тут же взялась за дело, и Осборн спросил:
— Как дела?
— Только старый Жюль здесь, и он хочет, чтобы мы побыстрее убрались, — сказал Рене. — Смени одежду, он сожжет твою форму в печи. Есть кое-что от Большого Пьера. Он связался с Лондоном. Тебя возьмут на борт торпедного катера у Лиона сегодня ночью. Пьер не может сделать этого сам, но там будет один из его людей, Блеро, я его знаю. Хороший парень.
Осборн зашел за машину и переоделся. Он вернулся в твидовой кепке, вельветовой куртке, брюках, видавших виды, и рваных туфлях. Он сунул вальтер в карман и передал форму Рене, который тут же унес ее.
— Как я выгляжу? — спросил он Анн-Мари. Она громко расхохоталась.
— С трехдневной щетиной было бы в самый раз, а если честно, то ты и в таком виде похож на йелльского пижона.
— Это дает мне чувство уверенности в себе. Вернулся Рене и опять сел за руль.
— Нам следовало бы поторопиться, мадемуазель. Мы доберемся туда не раньше чем через час.
Она толкнула доску, закрывающую ящик под сиденьем.