– Вы знаете, поработаете с мое – каждый день у меня прием с восьми до восьми, двадцать четыре года подряд! А зарплата знаете какая у похоронщиков? Два минимальных оклада!
– Два оклада?
– Минимальных! – человек снова повысил голос.
– Извините, я не догадался захватить для вас денег. – произнес я, надо было наконец поставить его на место.
– А вы, молодой человек, знаете что? Вы не хамите! Я в ваши годы был почтительнее к старшим и к порядкам!
– Жаль что с вами в ваши годы не случилось того же, что со мной. – ответил я.
Человечек помолчал и поморгал на меня злобными глазенками из-под очков.
– Все, выметайтесь отсюда. Хам! В понедельник к десяти за документами пришлите кого-нибудь из родственников.
Я гордо встал, повернулся и вышел. В коридоре действительно висел стенд: «Памятка поведения нежильца». Я быстро проскользил ее глазами: «приказом директора морга от 1 мая… нежилец обязан… нежилец обязан… в случае самовольного… для получения документов… уведомление родственников… скорбим.» Да, как же мне действительно не повезло. Интересно, сколько сейчас времени? Часов у меня не было.
Я пошел обратно по коридору, поднялся по лестнице на один этаж и оказался в вестибюле. У конторки сидели два охранника в камуфляжах. Один преградил мне дорогу.
– Вы куда направляетесь? А, простите пожалуйста…
Я прошел мимо него и направился к большому зеркалу. Не без содрогания заглянул в него.
На меня смотрело мое лицо, только очень бледное, словно восковое. Майка и джинсы с виду походили на настоящие, но на самом деле составляли одно целое с телом. В принципе издалека я выглядел как живой. А ближе… Я никогда не общался с покойниками близко, наверно они все такие. Я машинально ощупал себя – странная субстанция, как резиновый мяч. И нечувствительная. Ладно, что уж теперь поделать. На меня постепенно накатывало осознание происходящего – я ведь больше никогда не увижу этот мир! Это зеркало, этих охранников… Если конечно не приеду в понедельник еще раз. А смысл?
Я вышел на улицу и огляделся. Светило утреннее солнце, начинался новый день, вокруг люди бежали на работу… Я подумал сначала тоже зайти на работу, но потом решил отправиться домой – мать там небось с ума сходит, сын не вернулся домой вечером, не случилось ли чего?
– Как пройти к метро? – спросил я у какой-то прохожей женщины.
Та хмуро покосилась на меня и поставила свои сумки на асфальт:
– Вот налево и за угол, там увидите или спросите. – она еще раз покосилась, но ничего не сказала.
Подойдя к метро, я подумал, что у меня нет карточки, но потом вспомнил, что нежильцов конечно должны пускать бесплатно.
* * *
Прежде чем нажать кнопку звонка, я помедлил – пока не очень представлял как и какими словами рассказать матери о случившемся. Но когда я позвонил, мать открыла дверь сразу, будто ждала. Она была буквально убита горем, сразу бросилась мне на шею и зарыдала. Видно ей уже все сообщили.
– Мам, ну успокойся, давай хоть в дом зайдем.
На шум высунулась любопытная соседка.
– У вас что-то случилось?
– Ничего не случилось, Марья Тихоновна. – ответил я.
– Что, кто-то умер?
Я затащил мать в дом и захлопнул дверь.
– Аркашенька! – причитала мать бессвязно, и слезы безостановочно катились по ее щекам, – Родненький ты мой… Аркашенька… Что же это теперь… Как это… Аркашенька… Я не выживу… Аркашенька…
Я сходил на кухню, налил стакан воды и накапал туда валерьянки. Пожалуй даже чересчур – в комнате сразу пронзительно запахло. Мать судорожно выпила, щелкая зубами по кромке стакана. И зарыдала снова.
– Мам, ну мам, ну теперь уже ничего не поделаешь. – успокаивал я ее, но от этого она заходилась в плаче все сильнее. – А отец уже знает?
– Зн… зн… а-а-а-Аркашенька!
Я понял, что чем дальше я ее успокаиваю, тем хуже ей становится.
– Мам, знаешь, мне надо сходить в институт, попрощаться с друзьями. И на работу зайти к Михалычу – узнать что стало с теми компьютерами.