Узнав о том, что ее единственная дочь сама побывала на корабле и прикасалась к заболевшим, фру Альмвейг пришла в отчаяние и со слезами умоляла Ингвильду больше не приближаться к «Тюленю».
— Но мама, им же нужно помочь! — убеждала ее Ингвильда. — Нельзя все бросить на одних рабов! Никто из наших женщин не умеет так лечить, как меня научила бабушка!
— От «гнилой смерти» нет никакого лечения! От нее избавляет только смерть!
— Нет, бабушка рассказывала, что помочь можно! Я помню все ее руны, травы и заклятья. А если мы бросим гостей без помощи умирать, то будем опозорены на весь Морской Путь!
— Но зачем тебе самой туда ходить! Научи этим заклятьям Хильдигунн или Гудрун, если так уж нужно! Они умеют ходить за больными! Или пусть идет Хёрдис! Ей ничего не сделается — зараза к заразе не пристает!
— Я? — взвизгнула Хёрдис, как будто ее укусили. — Почему это я должна туда идти! Не пойду! Мне еще не надоело жить! Кто они мне, родичи или друзья, что я должна с ними возиться? Я не хочу идти к Хель* заодно с какими-то фьяллями!
Хёрдис не так уж боялась заразиться, но у нее были свои причины прятаться от нежданных и невольных гостей Фрейвида хёвдинга. Услышав описание фьялльского корабля с тюленьей мордой на штевне и его хозяина с золотой пряжкой на животе, Хёрдис быстро сообразила, что это, должно быть, те самые люди, с которыми она побранилась возле Тюленьего Камня месяц назад. И вот они плывут назад с «гнилой смертью»! При мысли об этом в душе Хёрдис вспыхивали то ужас, то тайная тревожная радость. Ее проклятия сбылись! Ей хотелось верить в силу своего проклятия, но она и побаивалась — если кто-нибудь из фьяллей увидит и узнает ее, то ей несдобровать. Впрочем, ничего — в усадьбе фьял-ли не бывают, она сама к ним не пойдет, а о той давней встрече она ни единым словом никому ке обмолвилась. А на молчание Серого можно положиться.
— Хёрдис там нечего делать! — сказала Ингвильда. — Она ничем не сможет им помочь. Нужно посмотреть, как они устроились. Ты слышала, мама, — этот человек, Модольв, приходится родичем конунгу фьяллей. Не годится оставить без помощи такого знатного человека.
— Ох, да! — вздохнула Хильдигунн, которой тоже не слишком хотелось заразиться «гнилой смертью». — Ведь говорят: чужая беда может стать и твоей!
— Но и гостеприимству должны быть границы! Ведь не зря говорят — все знает тот, кто знает меру!
— Не держи ее, хозяйка! — вмешался один из хирдманов, Оддбранд по прозванию Наследство. Сын бывшего воспитателя Фрейвида был среди домочадцев на особом счету и единственный из всех мог расходиться во мнениях с самим хозяином. — Твоя дочь уже достаточно взрослая, чтобы самой решить, где ее место и в чем ее долг.
Ингвильда взглядом поблагодарила Оддбранда, но тут ее позвали во двор — с берега пришел Фрейвид. Два работника тащились за ним с большими охапками веток можжевельника. Хозяин велел сложить из них два костра на расстоянии двух локтей один от другого. Из мешочка на поясе он достал огниво — полоску железа, изогнутую так, чтобы удобно было держать ее в руке. Уже несколько веков это огниво передавалось в роду Фрейвида из поколения в поколение и считалось священным амулетом рода. С его помощью разжигали жертвенный огонь в святилище Стоячие Камни, и Фрейвид ценил его едва ли не больше всех своих сокровищ.
Выбив огонь, Фрейвид зажег обе охапки можжевельника и велел Ингвильде трижды пройти через дым. Она шла медленно, стараясь не каашять, чтобы дым успел пропитать ее одежду и волосы.
— Вот и хорошо! — сказала Альмвейг, с крыльца наблюдавшая за этим. — Теперь она, слава Одину и Фригг, не заболеет. Хёвдинг, прикажи ей больше не ходить туда! Ты ведь не хочешь лишиться своей единственной дочери!
— Со мной ничего не будет.