Что ты хотел сказать?
— Я хотел сказать, что, если бы я никогда прежде не встречался с твоей теткой, я отлично себя чувствовал бы на этом балу.
— А ты притворись поклонником ее литературных талантов! — посоветовал Акридж. — Скажи ей, что ты расхвалишь ее в своей газете.
— И попроси ее снова принять на службу мисс Мэзон — ведь это ты хочешь сказать, не правда ли? Акридж вертел в руках письмо.
— Боюсь, что теперь уже поздно просить ее об этом.
Мне было жаль и его, и мисс Дору Мэзон. Но тем не менее я сурово ответил:
— Боюсь, что поздно.
— Впрочем, может быть, и не поздно, старина, — вдруг сказал Акридж.
— На этом балу тетка будет в отличном настроении. Огни, музыка, смех, веселье…
— Нет, — сказал я. — Просить о Доре Мэзон я ее больше не буду. Я не хочу, чтобы меня прогнали с бала, потому что тогда издатель уже никогда больше не даст мне работы. Я не желаю иметь с твоей теткой никаких дел! Кончено! Твоя тетка снится мне иногда по ночам, и я просыпаюсь весь в холодном поту. Она и слушать меня не захочет.
— Прощай, старина, — вздохнул Акридж. — Мне надо подумать о многих печальных вещах.
И он ушел, не взяв у меня на дорогу даже сигары. А это знак, что чувства его расстроены до невозможности.
III
Бал клуба «Перо и Чернила» происходил в огромном зале, похожем на сарай. Этот клуб, очевидно, больше заботился о качестве, чем о количестве своих членов. Огромный оркестр гремел в почти пустом зале. Было холодно, пусто и скучно. Несколько пар вяло кружилось на широком просторе, словно размышляя о бренности человеческой жизни. Вдоль стен стояли золоченые стулья, на которых сидели какие-то унылые субъекты, рассуждая о течениях и направлениях скандинавской словесности.
Эта серая, безнадежная скука всех литературных сборищ всегда приводила меня в отчаяние. Мысль о том, что я каждую минуту могу наткнуться на мисс Юлию Акридж, тоже не придавала мне особенной радости. Я медленно бродил вдоль стен, старясь все время быть настороже, словно кот, который попал в незнакомую улицу и боится, что вот-вот в него бросят куском кирпича.
— Простите!
Вся моя осторожность ни к чему не привела. Юлия Акридж подкралась ко мне сзади.
— Здравствуйте! — сказал я.
Встреча с нею на этом балу оказалась совсем не такой страшной, как встреча у нее в доме. Там я был враль и нахал, которого заслуженно наказали. Здесь же дело обстояло совсем иначе.
— Вы член клуба «Перо и Чернила?» — холодно спросила меня тетка Акриджа.
Ее каменные голубые глаза смотрели на меня без ненависти, но с омерзением. Так чистоплотная кухарка смотрит на таракана, забравшегося к ней в кухню.
— Нет, — ответил я. — Я не член клуба «Перо и Чернила».
Мне совсем не было страшно. Эта женщина раздражала меня, и мне хотелось ее позлить.
— В таком случае объясните мне, что вы здесь делаете. Этот бал не для всех.
Я чувствовал, должно быть, то же самое, что чувствовал Свирепый Биллсон, когда Альф Тодд кинулся на него с кулаками.
— Издатель газеты «Сливки Общества» прислал мне билет. Он просил меня написать статью о вашем бале.
Если я чувствовал себя мистером Биллсоном, тетка Акриджа чувствовала себя мистером Тоддом. Я видел, что она потрясена. Из таракана я превратился в богоподобное существо, которое может по желанию возвысить ее до небес или унизить и смешать с грязью. Губы ее искривились от скорби. Но она не отступила, не сдалась. После минутного колебания она снова ринулась в бой.
— У вас корреспондентский билет? — пробормотала она.
— Да, корреспондентский билет.
— Будьте добры, покажите его.
— Пожалуйста.
— Благодарю вас.
— Не стоит.
И она ушла.
Мне стало веселее, и я стал разглядывать танцоров уже почти без отвращения. Они перестали мне казаться такими противными. Некоторые из них были почти как люди. Да и народу как будто прибавилось.