Вокруг безмолвными тенями застыли несколько мордоворотов в каком-то полувоенном обмундировании, с лицами, по местной традиции, замаскированными клетчатыми арабскими платками-кафиями. По знаку главаря один из арабов (или кто они? — в этом Леванте хрен разберешь…) рывком приподымает за волосы голову пленника, и теперь можно разглядеть его лицо: это ни кто иной, как Подполковник; впрочем, назвать это месиво «лицом» можно лишь при изрядной доле воображения.
— На кого ты работаешь? — допрос ведется на английском, хотя язык этот для главаря, похоже, не родной. — На Кей-Джи-Би? Или на Джи-Ар-Ю?
— Я ничего не понимаю, богом клянусь! У меня честный бизнес, ничего противозаконного… Справьтесь у Анвара-эфенди…
— Извини, парень, но я спешу и у меня нет времени на пентотал, — пистолет главаря медленноизучает распростертого на полу человека. — Для начала будет колено… и тут ничего личного… Ну?..
— Нет!! Меня с кем-то спутали!.. Или подставили…
Выстрел гасит картинку как щелчок выключателя; тает же воцарившийся мрак медленно и постепенно, в реостатном режиме. Из серого хаоса возникают размытые цветные пятна; мало-помалу они сгущаются, и наконец ближнее из них обретает облик человека с лицом, замотанным кафией и со шприц-тюбиком в руке, опустившегося на одно колено рядом с раненым. Похоже, однако, за время затемнения оперативная обстановка тут поменялась до неузнаваемости: руки пленника уже освобождены от наручников, а охрану несут трое квадратных парней в джинсовых куртках и шапочках-масках, тогда как прежние хозяева гаража — те, что в полувоенном — валяются по всему полу в живописных позах, не подавая признаков жизни.
— Со вторым рожденьем вас, товарищ подполковник! — хмыкает человек в кафии, открывая лицо (это — не кто иной, как «бомж» с Комсомольской), и сноровисто вводит иглу шприц-тюбика в бедро раненого. — Любопытно, с которым по счету — не с девятым ли?
— Ты-ы?.. Что… мне… вкололи?..
— Простое обезболивающее… доза, правда, лошадиная. Извиняй, — (кивок на небрежно перебинтованные колени раненого — точнее сказать, на то, что от них осталось), — но придется задать тебе несколько вопросов, прямо сейчас. Давай-ка соберись!
— Валяй… — мир перед глазами раненого, между тем, плывет и норовит распасться на части. Тут следует предельно сосредоточиться на чем-то сугубо внешнем — ну хотя бы на очертаниях здоровенных, едва ли не в человеческий рост, черных цифр «1-1-2», намалеванных на противоположной стене гаража. Последняя «двойка» густо забрызгана красным и серым — похоже, именно у этой стенки вышибли мозги у валяющегося под нею главаря с какой-то неаппетитной рванью на месте головы; ну, тут тоже — «ничего личного»…
— Как ты понял по их вопросам — они уже вышли на Аль-Джеззина?
— Нет, точно нет… Но парень трусоват… Узнает о моем провале — сам кинется в бега…
6
На Комсомольской «бомж» из своей пещеры безотрывно наблюдает за толпой, которая периодически, в такт гулу разгоняющихся поездов, густеет на ведущей снизу лестнице: систола — диастола, систола — диастола.
— Теперь — шифр ячейки. Буква — та, с какой начинается настоящее имя Аль-Джеззина…
— Во французской транскрипции? — уточняет трубка.
— Разумеется. Цифры — позывной «Медузы»; не забыл? В ячейке будут ключи; дальше вам не обойтись без компьютерщика… — но тут «бомж» прерывает свой инструктаж, ибо в непосредственной близости от ниши объявляются посторонние.