— У нее есть брат. — Вот как, милорд?
— Она понесет ему… — Лорд Эмсворт обернулся к гостье. — Он любит курицу?
— У-ух!
— Простите?
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
— А ветчину?
— Спасибо, сэр.
— У него нет подагры?
— Нет, сэр. Спасибо.
— Превосходно! Тогда — легкого вина. Мне недавно прислали на пробу, — объяснил он даме, — ничего особенного, но пить можно, можно. Я бы хотел узнать мнение вашего брата. Присмотрите, пожалуйста, чтобы все положили в корзинку, — прибавил он, — и оставьте в холле, Бидж, мы заберем на обратном пути.
Когда они выходили из высоких дверей, уже царила прохлада. Сжимая одной рукой руку своего благодетеля, другой — ручку корзинки, Гледис блаженно вздыхала. Поужинала она хорошо. Желать было нечего.
Лорд Эмсворт так не думал.
— Может быть, Эрнст еще чего-нибудь хочет? — спрашивал он. — Вы скажите. Бидж, вам ничего не приходит в голову?
— Нет, милорд. Хотя — простите, милорд, — я бы положил крутых яиц и баночку варенья.
— Прекрасно! А еще что?
Глаза у Гледис робко засветились.
— Можно мне цыточков? — спросила она.
— Конечно, — сказал граф. — Конечно, конечно, конечно. Всенепременно. Бидж, что такое цыточки?
— Цветы, милорд.
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
— О? — сказал лорд Эмсворт. — Цветы? Да, да, да, да. Понятно. Хм.
Он снял пенсне, протер, надел и посмотрел на сад, весело расстилавшийся перед ним. Цыточки! Ничего не скажешь, они тут были. Флоксы, левкои, ноготки, ирисы, ромашки, гвоздики, лобелии, гелиотроп, анютины глазки… Но кто их даст сорвать? Рыжие усы Макалистера сверкали над этим раем, словно огненный меч.
Просить цветы надо так: ждешь, пока садовник будет в добром духе (это бывает редко), осторожно заводишь беседу, выбираешь момент и спрашиваешь, нельзя ли цветочек-другой в вазу?
— Я… э… — начал лорд Эмсворт.
И остановился, увидев во внезапном озарении, что он — жалкий отпрыск бесстрашных предков, которые, при всех своих недостатках, со слугами обращаться умели. Конечно, у них были кое-какие преимущества — рассердишься, например, и разрубишь садовника на четыре части, — но даже и при этом они лучше его, если из-за его низкой трусости эта; замечательная девочка и ее благородный брат останутся без цветов.
— Конечно, конечно, конечно, — сказал он. — Берите, сколько хотите!
Вот почему Энгус Макалистер, притаившийся в парнике, словно зверь в берлоге, увидел страшные вещи: по священному саду, собирая цветы, ходила какая-то девочка, мало того — та самая девочка, которая недавно метнула в него камень. Пыхтя и ревя, как паровой котел перед взрывом, садовник выскочил на дорожку.
Гледис, городская жительница, привыкла к неприятностям, но это уж было слишком. Она кинулась к своему паладину и спряталась за его спиной, вцепившись в фалды фрака.
Лорд Эмсворт и сам испугался. Да, он вспомнил предков и отринул страх, но при этом он думал, что садовник где-нибудь далеко. Когда же он увидел рыжие усы и горящие глаза, он испытал примерно то, что испытывал английский пехотинец при Беннокберне.
Но тут все изменилось.
Казалось бы, пустяк, но для графа изменилось все, когда Гледис, ища защиты, сунула в его руку маленькую, горячую ладонь.
— Он уже рядом, — сказал ему комплекс неполноценности.
— Ну и что? — осадил его граф.
— Бей и круши! — сказали предки в другое ухо.
— Спасибо, — сказал граф, — сам справлюсь. Он поправил пенсне. Садовник уйдет? Что ж, наймем другого.
— Да? — сказал граф Энгусу Макалистеру и снял цилиндр. — В чем дело? — Он почистил цилиндр и надел. — Вас что-то беспокоит?
Он поднял голову. Цилиндр упал. Без него он совсем ободрился.
— Эта дама, — сказал лорд Эмсворт, — собирает букет с моего разрешения. Если вы с чем-то не согласны, сообщите мне, мы потолкуем.