«Как учишься?», «Кем хочешь стать?» и все такое, что спрашивают взрослые, когда им на тебя наплевать. Блинков-младший неважно знал майора. Но мама-то сидела с ним в одном служебном кабинете и отзывалась о нем очень хорошо. Поэтому Митек решил, что у Василенко голова занята какими-то оперативными проблемами, а то бы он нашел о чем поговорить по-человечески.
Не успел чайник вскипеть, как в дверь позвонили. Майор вскочил, велел Блинковым не выходить в коридор и сам пошел открывать, на ходу запуская руку под пиджак. На кухне был прекрасно слышен его голос:
– Кто?… Представьтесь полностью… Поднесите удостоверение к глазку.
Он вернулся с пожилым прапорщиком в форме. Прапорщик тоже посмотрел за окно и спросил, нет ли у них Володи. Старший Блинков ответил, что нет, и прапорщик начал куда-то дозваниваться. Его и Василенко угостили чаем с бутербродами.
Наконец, явился ожидаемый Володя, тоже прапорщик, с двумя солдатами и ящиком инструментов. Василенко и ему открывал дверь со всеми предосторожностями, да еще и велел пожилому прапорщику глянуть в глазок – тот ли это Володя.
Врач еще не ушел. Он вызвал из ожидавшей во дворе машины другого военного в белом халате, скорее всего, фельдшера. Тот принес какой-то тяжелый медицинский прибор с циферблатами и проводами.
Солдаты начали развинчивать оконные рамы и зачем-то вставлять между стекол мелкую стальную сетку. Блинковых и не спросили, нужна им эта сетка или нет. Они молча переглянулись, и папа махнул рукой: не вмешивайся, контрразведчики знают, что делают.
Сетку закрепляли надежно, стальными рейками на шурупах. При этом солдаты визжали электродрелью, а фельдшер выбегал к ним и кричал, чтобы они немедленно прекратили, потому что он снимает кардиограмму.
А потом погас свет. Был уже поздний вечер, и в квартире стало довольно темно. Василенко ужасно разволновался.
– Всем сесть на пол! – скомандовал он, выволакивая из-под мышки такой же, как у мамы, здоровенный автоматический пистолетище.
Вообще, «Стечкин» – оружие не для карманной носки. Мама носила свой в сумочке, потому что в подмышечной кобуре он выпирал бы на ее фигуре.
Держа пистолет наготове, майор осторожно высунулся в окно и замахал рукой людям в черном «Мерседесе».
– Все в порядке, – сообщил он. – Подкрепление идет… Вы почему меня не слушаетесь?!
Майор обращался к старшему Блинкову. Прапорщики с солдатами и Блинков-младший моментально плюхнулись на пол, а папа остался сидеть на табуретке. С невозмутимым видом он жевал бутерброд.
– Андрей Васильевич, у соседей на четвертом этаже работают сварщики, – мягко сказал он развоевавшемуся майору. – Вернее, работали, а теперь собрались уходить и отключают аппарат. Свет сейчас…
Не успел он договорить, как свет действительно зажегся.
В дверь звонили. Ничуть не смутившись, Василенко с пистолетом наизготовку побежал открывать.
– Весело живем, – заметил папа. – Митек, поставь еще раз чайник.
Подкрепление майор отпустил. И хорошо, а то у Блинковых уже кончались хлеб и масло для бутербродов.
На кухню вышел врач и, обращаясь почему-то к прапорщику Володе, строго сказал:
– Состояние ранбольной не внушает опасений. Контузии я не нахожу. Она действительно была в машине, в которую попали из гранатомета?
– Действительно, – ответил за прапорщика Василенко.
Блинковы, старший и младший, разинули рты.
– Фантастическое везение, – заметил врач. – Я, правда, не вполне понимаю, как она повредила лодыжку. Говорит, что просто споткнулась. Но чтобы с ее весом получить такое растяжение, нужно с третьего этажа спрыгнуть.
– Она несла на себе водителя, – пояснил Василенко.
– А, сегодняшний лейтенант, множественные осколочные ранения лица! – догадался врач. – Тогда все ясно. Он весит килограммов восемьдесят.