— Я бы никогда в жизни такое не выдумал!» — «А ты вообще дурак!» — сказал Панама — Пономарёв. И хотя с Панамой все согласились, никто на Петькину защиту не встал.
А врал Петька Столбов потому, что ненавидел будничность: будильник, манная каша, дорога в школу, «АБСД равняется…», «Волга впадает…», «Александр Сергеевич Пушкин раскрыл характер…», «Проведите перпендикуляр…», «Новгородское вече было…». Дорога домой, борщ, две котлеты, компот — и опять «АБСД, Волга, вече», только это уже приготовление домашнего задания. Нет. Не дано ему было увлечься учебниками, тем более что он прочитывал их в начале года и всё остальное время скучал и мучился на уроках. И от этого беспрестанно болтал, а следовательно, получал замечания с занесением в дневник и даже стоял столбом, наглядно иллюстрируя свою фамилию.
И по дороге домой он думал о том, как через неделю начнутся зимние каникулы. И как поедут они с отцом в отпуск вдвоём. Мама в Москве на симпозиуме и вернётся через месяц. Но они с отцом не будут скучать в этом месяце, потому что большую часть его проведут на Кавказе, катаясь с гор и покоряя вершины. Веером снежная пыль! Свист ветра! Сияние вершин!
Но это видение заслонял завтрашний сбор, на который приглашались и Петькины родители (в данной ситуации один отец, что положения не улучшало).
Спасти Петьку могло только чудо или стихийное бедствие. Например, все заснут и всё забудут! Или Земля крутанётся побыстрей — и сразу наступят каникулы, до которых была ещё неделя. Чуда жаждала Петькина душа. Чуда!
И чудо произошло, но Петька ему не обрадовался.
Глава вторая
«Человек предполагает…»
Прозвенел звонок. Вошла толстая почтальонша. Рухнули в прихожей лыжи. И рухнул отцовский отпуск.
— Вот так! — сказал отец, тяжело опускаясь на стул. И не успел Петька обрадоваться, что не сможет отец завтра явиться на сбор, как тут же понял, что не будет ни высоких гор, ни стремительных спусков, ни снежных лавин в ущельях.
— Война? — прошептал он.
— Типун тебе на язык! — горячо пожелала почтальонша. — Вот телевизор проклятый, — сказала она, словно извиняясь перед отцом за свой приход. — Насмотрятся — всё войну поминают. Не война, а сборы — тридцать суток.
— А как же отпуск? — похолодел Петька.
— А вот так! — сказал отец.
— Тётенька! — попросил Петька. — А вы скажите, что нас не было дома.
— Пётр! — оборвал отец.
— А что? Вполне может быть! Она пришла, а нас нету! Мы уже уехали, — забормотал Петька, пытаясь убить сразу двух зайцев: и отпуск сохранить, и отца в школу не пустить. — Возьмём да и уедем сейчас!
— Ты соображаешь, что говоришь! — сказал отец и схватился за голову. — Ты же человека на преступление толкаешь! Мы-то ведь тут! А случись что — как же там без меня будут? Вот она, — он показал рукой на почтальоншу, — меня пожалеет, а я потом её сына и мужа вылечить не смогу!
— Так не бывает! — сказал Петька.
— Э-эх-х-х! — вздохнула почтальонша. — Всяко бывает. Человек предполагает, а судьба смеётся. Вот такие пироги…
— С котятами! — добавил отец. — Где тут расписаться?
— Тута, — жалостно показала почтальонша, аккуратно высмаркиваясь в платочек с кружевами. — Я, сынок, с тридцать второго года на почте. Знаешь, каково было похоронки в войну разносить… Всё нервы… — она ещё высморкалась.
Когда за почтальоншей хлопнула дверь, отец пошёл бриться. Он обычно брился на ночь. И если брился днём, это значило, что у него важное дело и ему надо подумать.
Петька мыкался по квартире. «С одной стороны, конечно, хорошо, что отец не пойдёт на пионерский сбор, — думал он.