– Па, а что за Фрёкен Бок с нами поедет? – спросил Сашка.
– Не фрёкен, а мадемуазель, – поправила мама.
– Не Бок, а Жозефа, – подхватил папа. – Сейчас покажу.
Он включил ноутбук.
– Вот, мне письмо от нее пришло с фотографией.
Сашка глянул – да, эта дама рождена быть гувернанткой. Она сфотографировалась на какой-то французской кухне: пожилая, очкастая, в цветастом фартучке – вылитая Фрёкен Бок! Ох, каникулы…
– Она по-русски может? – спросил Тонкий.
– Может, – ответил папа. – По-русски, по-английски и по-немецки. Еще вас с Леной поднатаскает! Будете полиглоты. – Он приобнял Сашку за плечи. – Да не волнуйся, она хорошая, тридцать лет гувернанткой работает!
«Оно и видно, – подумал Тонкий, – если человек знает три иностранных языка и добровольно идет работать гувернанткой, значит, это призвание. Как увидит, сразу набросится и погонит мыть руки!»
Он еще раз посмотрел на фотографию: с экрана ноутбука на Сашку взирала французская Фрёкен Бок, вот уже тридцать лет воспитывающая детей русско-, франко-, англо– и германоязычных стран. Мадемуазель Жозефа…
– Мадемуазель Жозе-Фу! – оценил ситуацию Тонкий.
– Мадемуазель Жозе-до-ре-ми-фа-соль! – согласилась с ним Ленка.
– Длинноватые прозвища, – встряла мама. – Зовите ее просто Же-Фу-Зе, ей понравится.
Ленка благодарно закивала: она решила, что мама придумала классную кликуху для гувернантки. Тонкий поморщился. Ему было стыдно за невежду-сестру, которая к тому же вдруг уверовала в мамину демократичность. Неясно, что ли: «Же-Фу-Зе» очень похоже на: «Же ву зэм» – «Я вас люблю» по-французски. Конечно, гувернантке понравится, только фиг ей!
Невежда-сестра была наказана. Она-то в школе учила французский! Ленке никак нельзя было не знать, что такое «же ву зэм». И мама ей об этом напомнила:
– Значит, говоришь, у тебя четверка по французскому?
– Угу, – беззаботно ответила эта дурочка, не чуя подвоха.
И тогда мама вынесла приговор:
– ПОКАЖИ-КА ДНЕВНИК!
Родителей не выбирают.
Глава II
Снегурочка и бандит
Ленка перетащила чемодан в комнату к Тонкому и теперь укладывала свои вещи под чутким руководством брата. Если недоглядеть, она, пожалуй, соберется! Засунет не шляпу в чемодан, а наоборот – чемодан в шляпу, как фокусник. Так и поедет налегке, зато в шляпе. А Тонкий должен будет переть свой тяжелый чемодан, потому что собрался правильно… Ну уж фиг ей!
– Куда ты положила разговорник?! – ворчал Сашка. – Пока его найдешь, тебе такого наговорят, а ты и ответить не сможешь!
Увы, чем справедливее были слова, тем они вернее пролетали мимо Ленкиных ушей. Она безмятежно выслушала брата и сказала:
– Как знаешь, Сань, а мне это уже не нравится!
– Что тебе не нравится?
– Место, куда мы едем, – буркнула Ленка. – Там купаться еще нельзя, мама сказала. Зачем лететь куда-то к черту на рога, если там все равно не лето?
– Зачем на улицу выходить, если дома есть ванна, телик и холодильник? – передразнил ее Тонкий, выкапывая разговорник со дна чемодана. – Положи поближе, а лучше в руки возьми. Может, он еще в самолете понадобится.
Ленка среагировала адекватно, то есть примерно так, как ожидал Тонкий. Она сказала: «Дурак», – звезданула Сашку разговорником по голове и запихала книжку обратно на дно.
«Вообще-то она права, – рассуждал Тонкий, потирая макушку. – Весенние каникулы не такие уж длинные, а март не такой уж теплый. Было бы неплохо сейчас позагорать, искупаться… Да и луарцы обрадовались бы хорошей погоде. Был бы я синоптиком, предсказал бы на Луаре жару, хотя бы на время каникул».
Тонкий снаряжался, как настоящий детектив: блокнот, фотоаппарат… Жаль, Толстого с собой не возьмешь! Он бы помог разобраться в деле о похищении печати. Но ничего, Тонкий справится и один. Вчера, прежде чем уснуть, он принял целых два решения:
а) получше выучить французский (а то как же переговариваться с подозреваемыми и свидетелями!);
б) по приезде первым делом рвануть в Амбуаз на разведку, а потом узнать, где мастерская реставратора, – и туда. Может, кто-то что-то видел… В общем, как говорят оперативники, заняться сбором информации.
Он уже раскопал в старых маминых вещах диск с уроками французского и собирался под бурчание плеера: «Булочка – бриошь. Джем – желе, конфитюр. Кофе – кафе».
Толстый бегал по комнате, принимая активное участие в сборах. Заглянул в чемодан к Тонкому, заглянул к Ленке. Нашел у нее катушку ниток и покатил передними лапами в свою клетку. Все крысы – воришки, даже домашние. Толстый однажды ночью спер заведенный будильник и спрятал в диван. Сашка утром чуть с ума не сошел. Слышит – будильник звонит, а где?! Верному крысу нужно все, что сможет унести. Спроси, зачем, – не ответит.
– Отдай нитки, грызун! – Ленка попыталась сцапать Толстого за хвост, но схватила только воздух. Да еще не удержала равновесие и шлепнулась. Толстый с катушкой удрал, Тонкий захихикал, но тут же посерьезнел и окинул Ленкин чемодан цепким взглядом таможенника:
– Аптечку взяла? Йод, бинт, пластырь?
Ленка закивала. Для надежности Тонкий заглянул в ее чемодан: да, вот он, йод, бинт…
– Пластыря нет.
– Как нет?! – возмутилась Ленка. – Только что же клала, смотри! – Она посмотрела сама и признала: – Правда нет. Сейчас положу.
По квартире носилась мама, она собралась первой и теперь помогала отстающим. Сашка слушал ее топот и радовался, что мама у него одна. Две бы пол проломили. На полной скорости единственная мама влетела в комнату:
– Все взяли? Лена: одежда, белье, туалетные принадлежности, разговорник, аптечка… Пластырь положи – пригодится! – и ускакала так же быстро, как появилась.
– Только что положила, – пожала плечами Ленка, но на всякий случай сунулась в аптечку: – Ой, и правда нет! Наверное, собиралась положить и забыла.
Тонкий утрамбовывал джинсы. Свежепостиранные, они стояли колом и занимали слишком много места. Погладить их уже не оставалось времени, и Сашка действовал грубо: сложил джинсы между двумя книгами и уселся сверху. С высоты ему все было видно, в том числе сестренкин чемодан с аптечкой без пластыря.
– Да положи ты пластырь, наконец! – Сашка уже начинал злиться. – Опаздываем!
– Положи…ла, – Ленка удивленно разглядывала аптечку. – Правда, Сань, только что… Куда он делся?..
Теряя терпение, Тонкий встал с книг, подошел к столу, сам достал из ящика пачку пластыря… На столе стояла клетка Толстого. Новенькая, блестящая, со стеклянной кормушкой, деревянной катушкой и тремя пачками злополучного пластыря!.. Все крысы – воришки.
Турист дипломату не товарищ, поэтому Тонкий с Ленкой летели утром, а мама с папой другим рейсом – вечером. Но детей проводили. Довезли до турагентства, сели с ними в автобус, чтобы вместе доехать до аэропорта.
Туристическая группа у Тонкого с Ленкой была небольшая: пол-автобуса вместе с провожающими. Тонкий оглядел пассажиров в надежде встретить человеческое существо моложе шестнадцати лет, чтобы было с кем делиться впечатлениями во время поездки. В чужой стране тяжело без товарища. Ленка не в счет. Но все в группе были намного старше Тонкого.
Папа, раскрыв ноутбук, вдумчиво шлепал по клавишам. Ему по барабану: хоть в самолете, хоть в автобусе, хоть дома на диване – работа не ждет, господа! Мама поправляла шапку на Ленке и давала ценные указания:
– Слушайтесь мадемуазель Жозефу, она встретит вас в аэропорту. У нее будет табличка с надписью «Уткины». По-русски, – добавила она, строго взглянув на Ленку. У сестренки по французскому была тройка, и мама вчера в этом убедилась.
– Здорово! – не смутилась Ленка. – С такими табличками президентов встречают и поп-звезд. Я по телику видела.
– А «Французский язык для дошкольников» ты по телику не видела? – поинтересовался Тонкий. – Преинтересная передача, тебе бы понравилось!
Не будь рядом родителей, Тонкий получил бы по шее. Но с мамой бояться нечего, она не любит, когда дерутся. Значит, можно позлить Ленку в свое удовольствие.