Да, завидую! А какой успех у женщин! Ни один Дон-Жуан не знал такого полного успеха! Его первая жена, моя сестра, прекрасное, кроткое создание, чистая, как вот это голубое небо, благородная, великодушная, имевшая поклонников больше, чем он учеников, — любила его так, как могут любить одни только чистые ангелы таких же чистых и прекрасных, как они сами. Моя мать, его теща, до сих пор обожает его и до сих пор он внушает ей священный ужас. Его вторая жена, красавица, умница — вы ее только что видели, — вышла за него, когда уже он был стар, отдала ему молодость, красоту, свободу, свой блеск. За что? Почему?
Астров.Она верна профессору?
Войницкий.К сожалению, да.
Астров.Почему же, к сожалению?
Войницкий.Потому что эта верность фальшива от начала до конца. В ней много риторики, но нет логики. Изменить старому мужу, которого терпеть не можешь, — это безнравственно; стараться же заглушить в себе бедную молодость и живое чувство — это не безнравственно.
Телегин(плачущим голосом).Ваня, я не люблю, когда ты это говоришь. Ну, вот, право… Кто изменяет жене или мужу, тот, значит, неверный человек, тот может изменить и отечеству!
Войницкий(с досадой).Заткни фонтан, Вафля!
Телегин.Позволь, Ваня. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. После того я своего долга не нарушал. Я до сих пор ее люблю и верен ей, помогаю чем могу и отдал свое имущество на воспитание деточек, которых она прижила с любимым человеком. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла, красота под влиянием законов природы поблекла, любимый человек скончался… Что же у нее осталось?
Входят Соня и Елена Андреевна; немного погодя входит Мария Васильевна с книгой; она садится и читает; ей дают чаю, и она пьет не глядя.
Соня(торопливо, няне).Там, нянечка, мужики пришли. Поди поговори с ними, а чай я сама.(Наливает чай.)
Няня уходит, Елена Андреевна берет свою чашку и пьет, сидя на качелях.
Астров(Елене Андреевне).Я ведь к вашему мужу. Вы писали, что он очень болен, ревматизм и еще что-то, а оказывается, он здоровехонек.
Елена Андреевна.Вчера вечером он хандрил, жаловался на боли в ногах, а сегодня ничего…
Астров.А я-то сломя голову скакал тридцать верст. Ну, да ничего, не впервой. Зато уж останусь у вас до завтра и по крайней мере высплюсь quantum satis 1 .
Соня.И прекрасно. Это такая редкость, что вы у нас ночуете. Вы небось не обедали?
Астров.Нет-с, не обедал.
Соня.Так вот кстати и пообедаете. Мы теперь обедаем в седьмом часу.(Пьет.)Холодный чай!
Телегин.В самоваре уже значительно понизилась температура.
Елена Андреевна.Ничего, Иван Иваныч, мы и холодный выпьем.
Телегин.Виноват-с… Не Иван Иваныч, а Илья Ильич-с… Илья Ильич Телегин, или, как некоторые зовут меня по причине моего рябого лица, Вафля. Я когда-то крестил Сонечку, и его превосходительство, ваш супруг, знает меня очень хорошо. Я теперь у вас живу-с, в этом имении-с… Если изволили заметить, я каждый день с вами обедаю.
Соня.Илья Ильич — наш помощник, правая рука.(Нежно.)Давайте, крестненький, я вам еще налью.
Мария Васильевна.Ах!
Соня.Что с вами, бабушка?
Мария Васильевна.Забыла я сказать Александру… потеряла память… сегодня получила я письмо из Харькова от Павла Алексеевича… Прислал свою новую брошюру…
Астров.Интересно?
Мария Васильевна.Интересно, но как-то странно. Опровергает то, что семь лет назад сам же защищал. Это ужасно!
Войницкий.Ничего нет ужасного. Пейте, maman, чай.
Мария Васильевна.Но я хочу говорить!
Войницкий.Но мы уже пятьдесят лет говорим, и говорим, и читаем брошюры. Пора бы уж и кончить.
Мария Васильевна.Тебе почему-то неприятно слушать, когда я говорю. Прости, Жан, но в последний год ты так изменился, что я тебя совершенно не узнаю… Ты был человеком определенных убеждений, светлою личностью…
Войницкий.