- Десять шагов вперед, марш!
Шатров обходит кругом Захара и вдруг неожиданно для нас палит из пистолета в воздух, Шапкин вздрагивает, виновато улыбается.
- Закалки не чувствую! Становитесь в строй.
Подобную операцию Шатров проделывает с каждым. Сзади Кувалдина он поджег взрыв-пакет. Егор, тихо вздохнув, и ухом не повел.
- Как у вас со слухом?
- Хорошо, не обижаюсь,
- На сколько метров бросаете гранату?
- Когда как, со злости швырну метров на шестьдесят.
Шатров отступает назад и вопросительно смотрит на Сомова, потом на Егора.
- Я серьезно спрашиваю.
- Понимаю, - роняет Кувалдин.
Подполковник вынимает из кармана шинели деревянную болванку, обитую железом, и передает ее Кувалдину.
- Бросайте!
Егор мощным взмахом рассекает воздух. Граната с клекотом описывает в воздухе дугу и падает далеко за курганом.
- Со злостью бросали? - с улыбкой спрашивает Шатров и приказывает измерить расстояние.
- Семьдесят шагов, - возвратясь, докладывает Сомов,
- Подходяще, становитесь в строй. Беленький!
- Я!
- Наденьте противогаз!
- Есть!
Кирилл торопится. Но движения его неуверенны и неотработанны, Видимо, не часто приходилось заниматься таким делом, Когда наконец он надевает противогаз, подполковник приказывает:
- Бегом до той высоты и обратно. Марш!
Кирилл, бежит тяжело. Но все же преодолевает расстояние. Встав в строй, Беленький жадно глотает воздух.
- Трудно? - спрашивает у него Шатров.
- Почему трудно?.. Я грамотный человек, понимаю, что к чему.
- Хорошо. А все же трудно?
- Нет, - глотнув очередную порцию воздуха, упорствует Кирилл.
- Похвально. Где служили?
- В кавалерийской дивизии. В маршевую роту попал из госпиталя. Животом болею. От грубой пищи это.
- Бывает и не от пищи, - чуть улыбнувшись, замечает Шатров и обращается к Сомову: - Тренироваться и тренироваться, метать гранаты, рыть окопы, преодолевать проволочные заграждения.
Живем в землянках у самого моря. Здесь много войск. Для чего они сконцентрированы, нам, конечно, неизвестно. Одни утверждают, что будем десантом высаживаться на Керченский полуостров, другие поговаривают о создании резервной армии, которая якобы будет переброшена по воздуху для обороны Москвы.
Уже изрядно наскучила игра в перебежки, Нет уж сил ковырять мерзлую землю. Наш ротный - непоседа. Мы называем его Будильником. Он не дает нам ни минуты покоя. Уметь быстро отрыть окоп - это, наверное, потребуется в бою, но, кроме этого, он заставил нас вчера четыре часа заниматься строевой подготовкой. Потом два километра мы бежали в противогазах. У Мухина открылась рана. От сильной боли он застонал и начал петлять, словно подстреленный заяц, но все же не остановился, достиг намеченного рубежа.
Вечером сидим в землянке. Потрескивают поленья в печурке. Кувалдин бреется, примостившись у коптилки, сделанной из снарядной гильзы. Бритва в его огромной руке кажется игрушечной. Глаза у Кувалдина спокойные, с поволокой. Но - странное дело - на его лице я никогда еще не видел следов усталости. Егор улыбается редко, скупо. Но когда улыбается, - черт возьми! как бы тяжело ни было у тебя на душе, все проходит. Я беру газету и начинаю читать.
- Ну, что там, прет? - спрашивает Кувалдин. Он аккуратно вытирает бритву, кладет ее в футляр.
- Выдохнется, - отзывается Чупрахин.
Мы разговариваем короткими фразами. На душе у нас тревожно. Ходят слухи, что немцы заняли Ростов.
Мухин лежит в углу землянки. Он осунулся, побледнел.
Егор присаживается к нему, говорит:
- Алеша, есть у меня в дивизии знакомая девушка. Она дружит с одним хорошим врачом, который не выдаст твоей тайны.
- Надоел я вам, - грустно вздыхает Мухин. - Ничего вы не понимаете. Он приподнимается и, сидя, долго смотрит в маленькое окошко землянки. Помните, говорил, что у меня отец на фронте? Он погиб, ребята.
Кувалдин, набросив на плечи шинель, уходит. Через.