полчаса он возвращается с двумя девушками и обращается к нам:
- Товарищи, освободите на минуту помещение, доктор посмотрит, что за болячки на теле у Мухина.
Я задерживаюсь у выхода. "Аннушка, ты что же, не узнаешь меня?" хочется крикнуть. Но Сергеенко стоит ко мне спиной, взяв Егора под руку. Так вот почему Кувалдин интересовался Аннушкой, он уже тогда знал, что она в нашей дивизии.
Захлопываю за собой дверь. Падает редкий снег. Бьются волны о берег. Темень. Ни звука. Кажется, нет никакой войны на земле; все: и мы, стоящие у входа в землянку, и немцы в Ростове, политрук, который каждый день рассказывает нам о тяжелых боях на подступах к Москве и Ленинграду, - сон; только стоит открыть глаза - все это исчезнет.
- Заходите, - приглашает Егор.
Занятый своими мыслями, не трогаюсь с места. Слышу голос Кувалдина:
- Я провожу, Аннушка.
- Не надо, Егор, - отвечает она и вскрикивает: - Ой, руку, медведь! Ладно, проводи.
Голоса удаляются, глохнут. Подходит Чупрахин.
- Видал, как наш Егор Васильевич околдовал радистку, - говорит он мне и тут же с наигранным пренебрежением заключает: - И что в ней хорошего, в блондинке? Зачем только таких на фронт берут?
- Вот как вы о девушках! - Это голос врача. Она подходит к нам незаметно. Бледный пучок света, идущего из землянки через полуоткрытую дверь, падает на ее лицо.
- А-а, доктор, - как бы извиняясь, обращается к ней Чупрахин. Кажется, если не ошибаюсь, товарищ Крылова?
- Да, Маша Крылова, и тоже почти блондинка, - шутит она и грозит пахнущим лекарством пальцем. - Когда-нибудь ты мне попадешься в операционной, вот там и посмотрим, зачем нас берут на фронт, - с улыбкой добавляет Крылова и спешит догнать Егора с Аннушкой.
Иван шумит ей вслед:
- Уж я-то вам никогда не попадусь, запомните, моя фамилия Чупрахин.
Спускаемся в землянку.
- Коля, - радостным голосом встречает Мухин, - болячка моя пустяк, скоро пройдет.
Мы смотрим на него, и нам делается весело.
Приходит Егор, вслед за ним появляются Шапкин и Беленький. Раздеваясь, Захар сообщает:
- Завтра начнутся настоящие дела.
- Значит, решили? Под Ростов? - спрашивает Мухин.
- Нет, приступаем к регулярным занятиям.
- Академия! Значит, тетради, карандаши, двойки, тройки и прочие подъемы по расписанию? Люблю учиться! А гауптвахта будет?
- Для тебя и гауптвахта найдется, - строго посмотрев на Ивана, говорит Захар.
- А кто будет воевать? Тот старик, который в станице нас встречал? Интересная академия!
- Учиться всегда полезно, - роясь в вещевом мешке, замечает Беленький. - Ученому море по колено, а неграмотный в луже утонет...
- Эх ты, философ в противогазе, - смеется Кувалдин. - Куда собираешься?
Беленький не без гордости отвечает.
- Командир роты просит помочь ему наладить ротную канцелярию.
- На повышение идешь? - вмешивается в разговор Чупрахин. - Валяй, оттуда, смотри, и в редакцию попадешь. Только не забывай своих друзей, что-нибудь напиши. А уж мы тут тебя прославим. Будем всем показывать твои статьи: смотрите, что наш Беленький сочинил!
Кирилл забрасывает мешок за спину, обращается к Ивану:
- Вот что я тебе скажу... Нет, ты послушай...
- Прорвало философа, спасайтесь! - кричит Чупрахин, дурашливо пряча голову под охапку соломы, - Уходи скорей, командир ждет...
- Отбой! - командует Шапкин.
Не спится.
- Алеша, ты не спишь?
- Нет, что-то жарко.
- Разговоры! - строго обрывает Шапкин. - Распарило, завтра не то скажешь.
...Утром после завтрака опять выходим в поле, метаем гранаты. Под вечер войска выстраиваются вдоль берега. Серая лента строя уходит далеко за выступ. На волнах покачиваются небольшие суденышки. Они приторочены к наспех сделанным причалам.