– И чем же все это может погубить твою бессмертную душу?
Белый взял мешочек с капсулой: «Дьявол», – он встал, просунул чек со штрих-кодом в прорезь сбоку стола и отсалютовал, махнув указательным пальцем ото лба:
– Увидимся где-нибудь, когда-нибудь, – сказал он и направился к выходу, огибая столики.
– Нет, если у меня все получится, – пробормотал японец, провожая его взглядом. Он шел навстречу своему новому открытию или удачной игре, а может, просто привычной сутолоке. Единственное, в чем был уверен японец: белый продаст капсулу первому же сосунку, с которым столкнется на улице, а в костюме станет мастурбировать над своими фантазиями.
Ну и что. Ему-то уж было все равно, с тех пор как ушли они из его жизни, его мира, изо всех его миров. Или наоборот.
Какого дьявола. Может, белый и правда увидит создание нового мифа. Случались вещи и постраннее. Гораздо страннее, иногда даже с ним самим.
[ДВА]
ПУСТАЯ ЧАШКА [I]
На танцполе под «дрейфом» были почти все. Юки скользила меж тел, отпихивая иногда кого-нибудь плечом. Они безропотно расступались перед ней, радуясь новым прикосновениям. Бродя туда-сюда, она довела до оргазма, наверное, десятки людей. Такое явление можно было назвать эффектом ряби или действием принципа домино. Возможно, где-то кто-нибудь писал научный трактат, сравнивая эффект ряби с принципом домино как проявлением современной тоски по наркотикам давно минувшей эпохи.Да, в те дни довольно примитивный предшественник называлсяXtacy(для ссылки кликнитеExtasy, EstasyиЕ).Будь сейчас на дворе конец двадцатого века (безусловно, надо понимать, что эта гипербола также свойственна именно концу двадцатого века), мы бы и «дрейф» называли «экстази».
Надо бы поступить в академию, подумала она. Скажи такое Эшу, он бы серьезно кивнул, для пущей выразительности потряс бы кулаком и принял еще дозу. Сама она не слишком жаловала наркотик. Гипервосприимчивость, которую многие считали очень чувственной и возбуждающей, очень напоминала ей искусственную реальность, со всем, что есть искусственного в костюме ИР, но только без него.
А что это значит, «искусственная реальность»?Так обычно спрашивал Том, когда она использовала этот термин.Если этореальность,то как она может быть искусственной?Ну это Том. Вопросы, ответы, не обязательно в таком порядке, не обязательно именно такие, даже вообще не такие.
Том, ты где?
Как сказать, Юки. Ты веришь в жизнь после смерти?
Что если я скажу: не знаю?
Тогда как ты можешь сказать, кем ты будешь завтра?
Тут следовало бы застонать, но в условиях ограниченности общения по сетевому пейджеру не было ни стонов, ни смеха, лишь звуки двух голосов: ее и чужого. Как-то за многолетнюю дружбу она так и не удосужилась записать его голос на свой компьютер, поэтому сообщения интерпретировались чужим нейтральным контральто, и нельзя было понять, мужской это голос или женский. От чего реальность становилась еще более странной.
Да нет, Тома никогда нельзя было назвать нормальным. Он и не знал никогда, что такое норма.
Атызнаешь?Она почти слышала вопрос Тома, заданный чужим голосом.
Да, знаю. Не обязательно быть нормальной, чтобы понимать, что такое норма.Она подошла к дальнему краю танцпола, к заграждению из столов, где, по словам Эша, можно было найти Джой Флауэр, на привычном месте, за привычным занятием – изучением толпы. Было престижно как можно дольше продержаться среди Мальчиков Джой, для этого, естественно, надо было быть интересным и что-то из себя представлять. Но бесконечно у Джой Флауэр никто не задерживался, и симпатии тут были ни при чем. Вернувшись в толпу, они уже никогда не растворялись в ней, частью из-за статуса «бывших», частью из-за обычного отказа(невозможно,– шептали они) обсуждать длительность своего пребывания среди избранных, что закрывало всякую возможность выяснить, что же случалось с невернувшимися Мальчиками. Например, с Томом.
Ходили слухи о стандартных сексуальных извращениях, как, впрочем, и о нестандартных.