Она развернулась на вращающейся банкетке, обняла его за плечи и потянулась к нему. Он приказал себе не спешить. Но с этой женщиной сдерживаться так трудно! Она так женственна и соблазнительна… Он поднял ее с банкетки и подсадил на край туалетного столика. Его руки скользнули вниз по ее спине, нащупали подол ночной сорочки и потянули его вверх. Наконец он устроился между ее ног. А она и сама уже была полна желания.
Его пах соприкасался с ее пахом. Он крепко прижался к ней. Она глухо застонала, и его тело напряглось. И очень скоро ему показалось, что он вот-вот взорвется.
Тогда Донован спустил бретельки с ее плеч до самой груди и обнажил нежнейшую розовую плоть с чуть более темными сосками. Он наклонил голову и зубами оттянул ткань от кожи. От прохладного воздуха ее соски сразу затвердели. Он обвел один из них пальцем, и Кэссиди затрепетала в его руках.
Наклонив голову, он поцеловал сосок. Кэссиди обняла его с такой силой, что Донован удивился. Потом провела пальцами по его спине, скользнула под футболку, которую он надел на ночь, и прошлась по заросшей волосами груди, слегка даже царапая кожу.
Потом Кэссиди немного откинулась, а он положил руку на ее грудь. Она закатала его футболку до подмышек, и он на мгновение отпустил ее. Тогда она сорвала футболку с его плеч и отбросила в угол комнаты. Он даже зарычал, когда она наклонилась и начала целовать его грудь.
Она покрывала его такими мелкими и частыми поцелуями, что он почувствовал себя ее игрушкой. Ему захотелось расслабиться, и пусть она творит с ним все, что ей заблагорассудится. Но не здесь. Правда, времени на обольщение и любовную игру уже не оставалось. Он приподнял и подтянул ее к себе так, что ее соски прошлись по его груди. Осторожно поддерживая ее грудь, он нежно потерся об нее. В ушах у него шумело. Он был так напряжен, так полон жажды проникнуть в глубь ее тела… Но сегодня вечером следует сосредоточиться на других вещах.
Раздраженный мешающей ему сорочкой, он отшвырнул ее со своего пути и начал осторожно ласкать бедра Кэссиди. Они были такими нежными… Она сначала застонала, а потом вздохнула, когда он кончиками пальцев коснулся повлажневшей плоти. Тогда одним пальцем он проник внутрь и почувствовал, как вокруг пальца напряглась и стеснилась плоть. Он немного поколебался и заглянул в глаза жены, но оказалось, что она их крепко зажмурила и крепко закусила нижнюю губу. Вдруг он почувствовал встречное движение ее бедер, как будто она ждала продолжения.
Он не знал, что делать дальше: продолжать дразнить Кэссиди или предпринять что-то еще. Он ввел в ее тело два пальца, и она вздрогнула. Тогда он оттолкнул банкетку от туалетного столика в сторону и опустился на колени.
- Что ты делаешь? - спросила она, глядя на него сверху вниз.
- Забочусь о тебе, - ответил он.
Он не понял, что она пробормотала, потому что уже наклонил голову. Ее бедра почти сомкнулись вокруг его головы. Он начал вводить пальцы в нежную, горячую плоть и выводить обратно. А когда еще прихватил плоть зубами и начал легонько покусывать, Кэссиди едва ли не вцепилась ему в волосы.
Отведя ее руки, Донован положил их на прохладный край столика:
- Держись.
- Д-да, - согласилась она, и вскоре он услышал те легкие звуки, которые она всегда издавала при приближении оргазма. А потом дрожь пробежала по всему телу Кэссиди…
Он поднялся с колен, обеими руками оперся на столик и попытался восстановить дыхание. Она потянулась к нему, но он отодвинулся.
- Донован?
- Не трогай меня, крошка. Я слишком тебя хочу.
- Позволь мне…
- Не сегодня, - сказал он. - Я хотел, чтобы ты уснула в моих объятьях, зная, как сильно я тебя желаю и как ты привлекательна для меня.
- Спасибо.
- На здоровье, малышка.
Кэссиди никогда не чувствовала себя такой желанной, как в эту ночь. Она еще не раз испытала высочайшее наслаждение и в конце концов, усталая, уснула в его объятьях, ощущая мир и покой, исходившие от Донована.
Весь мир рухнул утром, когда Кэссиди прочла в газете статью, посвященную рождению своего сына. В статье ее именовали подружкой Донована. Она еще раз прочла статью и более или менее поняла, с какой ситуацией Донован столкнулся на работе. Автор строил предположения о том, кого - Сэма Паттерсона или Донована Толли - на следующем заседании совета назначат исполнительным директором фирмы "Толли-Паттерсон".
Кэссиди уже успела выпить сок, дожидаясь, пока он спустится вниз перед уходом на работу. Она услышала, как зазвонил телефон, и мгновением позже вошла миссис Винтерс с радиотелефоном.
- Спасибо, - сказала Кэссиди и, только дождавшись, когда миссис Винтерс выйдет из комнаты, ответила: - Да, мама.
- Ты видела утреннюю газету? - в родительском доме всегда было шумно. Сейчас, например, к громкой музыке добавлялся звук "бегущей дорожки".
- Только что.
- Что происходит? Почему эта статья написана так, словно вы с Донованом не женаты?
- Не знаю, мама. Донован еще наверху, собирается на работу.
- Отец вне себя. А Адам, я думаю, позвонит редактору.
- Не разрешай ему этого, мама.
- Почему?
- Я пока не хочу, чтобы о нашем браке знало слишком много народу.
- Кэссиди…
- Мне нужно время, чтобы ко всему привыкнуть, и я не хочу, чтобы болтали, будто Донован женился на мне из-за моей беременности.
- Кого волнует, кто что скажет?
- Семью Донована.
- Тебе нет до них дела. Они слишком заняты собой.
- Я знаю, мама.
Телефон просигналил, что получен еще один звонок. Кэссиди пообещала матери перезвонить попозже и переключилась.
- Привет, девочка, соберись с духом, прежде чем откроешь сегодняшнюю газету.
- Я уже видела, Эмма.
Ей действительно следовало бы задуматься над последствиями секретности своего брака с Донованом. Она сама хотела дать время и себе, и Доновану привыкнуть к семейному положению. Но не показалось ли Доновану странным, что его дядя лгал, охраняя их секрет? Кэссиди знала, что честность была одним из краеугольных камней политики "Толли-Паттерсон". В компании постоянно декларировали ценность этого качества, особенно в связи с положением в обществе.
- Ну и как?
- Ммм… Помнишь, когда Донован вернулся и сделал мне предложение, я не была уверена, что он останется со мной?
- Помню.
- Так вот, я попросила его пока хранить молчание. Просто мне не хотелось, чтобы чарлстонское общество считало, будто он женился на мне из-за ребенка.
- Но почему?..
- На тот случай, если мы передумаем…
- Ох, Кэссиди!
- Да-да, я знаю, что это неправильно.
В комнату вошел Донован и поцеловал жену в макушку:
- Что неправильно? Что-то с Вэном?
- Эмма, я тебе перезвоню.
Донован налил себе кофе, а Кэссиди выключила телефон. Как он отреагирует на статью? Когда они еще только начали встречаться, она знала, что Донован терпеть не мог, если какие-то журналисты вторгались в его личную жизнь.
- В сегодняшней газете есть статья о тебе и Вэне.
- Только обо мне и Вэне? - Донован потянулся за газетой.
Она ткнула пальцем в деловую колонку:
- Да. Обо мне упоминают как о твоей бывшей подружке.
- Кто это о тебе так упоминает? - спросил он, проглядывая статью.
- Тео Толли.
Кэссиди только один раз встречалась с дядей Донована, и о том, что он временно, до очередного заседания совета, исполняет обязанности директора, узнала из статьи.
- Черт побери, это не то, что ты думаешь!
- Что не то? Твои родители были на нашей свадьбе, верно? Я помню, что сама хотела не оповещать всех о нашем браке, но ведь это не значит, что ты должен притворяться, будто мы даже не вместе.
Донован бегло просмотрел статью и отодвинул газету.
- Я и не притворяюсь.
- Вот и хорошо. Конечно, я сама предложила хранить молчание, но даже не представляла, каково это - читать подобное. У меня такое ощущение, будто я не имею отношения даже к нашему сыну.
- Перед домом передвижка хроникеров, - входя в кухню, сообщила миссис Винтерс.
Кэссиди это не понравилось:
- Где именно?
- На самой границе участка.
У Кэссиди появилось ощущение, что журналисты интересуются не столько бизнесом, сколько их личной жизнью. Для такого степенного, озабоченного собственной историей и традициями общества, как чарлстонское, это был самый настоящий скандал. Тем более что семьи Франзоне и Толли сливались, как вода с маслом.
- С ума сойти.
Вот уж чего ей сегодня не хотелось, так это иметь дело с прессой. Прошедший вечер показался ей предвестником настоящих отношений с Донованом.
- Согласен, - поморщился Донован. - Это неприятно.
- Да уж. И все из-за статьи. Если кто-то из них узнает, что мы женаты, твой дядя будет глупо выглядеть. Не знаю, что и делать. Я позвонила бы отцу и рассказала, что происходит.
- Кэссиди…
- Уверена, ты что-нибудь придумаешь. Да и мой отец привык разговаривать с репортерами. Он поможет.
- Твой отец ничего по этому поводу сказать не может. И ты ничего не должна говорить. То есть никто из вашей семьи…
- Ты что, шутишь?
- Совсем нет. Позвони сейчас же своим и скажи, чтобы ничего не говорили!
- Донован?.. - растерялась Кэссиди.
- Что?
Кажется, он терял терпение. Она знала, что в голове у него, возможно, уже крутились другие дела, но ведь она не может просто позвонить родителям и приказать им ничего никому не говорить.
- У нас проблема. Дело в том, что ни я, ни еще кто-то не может приказывать моим родителям.
- Может, пока мы все не уладим, - отрезал он и вышел.