Девушка села на песок - она тоже была не слишком трезвой. Мокрая широкая юбка облепила ноги. Свои длинные мокрые волосы девушка пыталась собрать в хвост.
- А нам - не очень. - Ей удалось зацепить пряди заколкой, и она подняла глаза на Пашу. - У нас тут маньяк.
Посерьезнев, Паша опустился на землю рядом с Кирой. Девушка бредит, это - несомненно.
- С чего ты взяла?
Кира бросила возиться со своими волосами, они упали на плечи.
- В прошлом году тут девчонка пропала и в позапрошлом. Приезжали спасатели, сказали - утонули они, а трупы остались в воде. Только все местные хорошо знают: утопленников море всегда на берег выбрасывает. Просто так тут люди не пропадают…
Разговор, неожиданно свернувший на темы, имевшие для Паши особое значение, прервал вой сирены. Повернувшись в сторону дороги, Кира, Седов и многие другие, отдыхавшие на диком пляже, увидели приближающиеся милицейские мигалки. Через полминуты на песок въехали три легковых автомобиля - два милицейских и черная иномарка. Из нее вышел Роберт.
За легковыми машинами остановился микроавтобус, который привез с десяток здоровых мужиков, размахивающих дубинками. Мужики были подписаны: ОМОН. Они вышли на пляж, распространяя вокруг ощущение плохо скрытой угрозы.
Музыка прервалась, девушки завизжали, навстречу милиционерам направились несколько человек - делегация. Но не успели они начать разговор, как их окружили омоновцы.
А Паша подошел к Роберту.
Муж подруги узнал его и сдержанно посоветовал отправляться в номер.
- Но тут ничего противозаконного не происходит, - сказал Паша, прекрасно понимая, что говорит чушь.
- У меня есть распоряжение администрации - прекратить эти сборища, - сообщил Роберт. - Они мешают моим гостям! Я несколько раз пытался им по-человечески объяснить, но они не понимают. Извините, Павел, я пойду…
Тем временем представители дикого народца и милиция уже перешли на повышенные тона. Предчувствовалось и рукоприкладство.
- Вот о чем бы написать! - прозвучал голос за Пашиной спиной.
Седов обернулся. Кира в окружении подруг уже удалялась в сторону поселка.
- Сволочь этот Роберт Аванесович! - напоследок добавила она.
Вечеринка угасла. Музыканты предусмотрительно собирали аппаратуру, люди расходились к палаткам, костры заливали водой. Огни погасли.
Паша пошел к отелю. По дороге он искупался в море, посидел на берегу. Облака скрыли Млечный Путь и луну, на берегу стало очень темно. Темно по-настоящему, а не так, как в городе, когда где-то поблизости светятся окна в домах и обязательно горит скучный фонарь.
Эта природная темнота была пугающей. Глотнув ее однажды, можно было поверить в слепоту и в… маньяка.
В вестибюль отеля Седов вошел одновременно с Робертом, успешно завершившим свои репрессии. Выглядел душитель свободы очень собранно и по-деловому.
- Могу я пригласить вас на чашку кофе? - тоном, не терпящим отказа, спросил он.
- Конечно, - ответил Паша, мечтая рухнуть мордой в подушку и проспать сорок часов кряду.
- В моем кабинете, - предложил Роберт. Он направился к лифту. Паша последовал за ним.
Кабинет Роберта отличался от декораций всего отеля: дорогая мебель темного дерева, кожаные кресла, картины с морскими пейзажами. Почему-то свое личное пространство Роберт обустроил совсем не по-советски.
Кофе он налил из кофемашины, сам подал, поставил вазочку с конфетами. Алкоголь не предложил. Паша стрельнул глазами по кабинету - бара тут явно не было.
- Павел, - сказал хозяин очень даже дружелюбно, - я должен вам спасибо сказать за то, что вы разузнали о моей дочери.
- Главное - ее найти, Роберт…
- Я написал заявление в милиции, - предупредил Пашины слова хозяин отеля. - И еще хочу сказать, что зря моя жена скрыла истинные причины вашего появления в отеле. Она мне помочь хотела, так что я ей благодарен. И кстати, я навел справки о вас. Узнал, что вы работали в органах, были следователем и вас ценили. Потом вы бросили службу и стали частным детективом. А после одного случая оставили и это занятие. Сейчас иногда работаете охранником, но чаще просто сидите дома и напиваетесь. Вы не имеете привычки ездить куда-то отдыхать. И сюда вы бы ни за что не приехали, если бы вас не позвала Вика.
- Все верно, Роберт, я приехал из-за Вики. Из-за Вики и моря. Я рад, что смог немного помочь вам. - Паша подумал недолго и добавил: - У меня только один вопрос: участвовала ли в похищении Ираиды самой себя ее мать? Как вы думаете, это возможно?
Роберт удивленно приподнял брови:
- Не может быть… То есть… как раз - наоборот: вполне вероятно. Наверное, вам это надо как-то объяснить. Если вам не скучно, я расскажу свою семейную историю. - Тут Роберт неприятно усмехнулся.
Паша поощрительно кивнул собеседнику, достал сигарету. Рассказчик жестом попросил одну.
- Спасибо, - сказал он, жадно закуривая, - я бросил, но… не бросил.
- А как вы с Леной познакомились? Она не вашего круга штучка.
Роберт небрежно махнул рукой:
- Ой, я не смотрю на круги! Хотя, конечно, если в целом… Лена парикмахером работала, я стригся у нее. Она мне понравилась, я стал с ней встречаться. Быстро понял, что дамочкой она была… жадной, все в жизни мерила деньгами. Не хочу о Лене говорить плохо, она мать моего ребенка, но жалею, что сразу не разглядел. После того как расстались, я ее года полтора не видел. Потом - появилась! И первое, что сказала: мне деньги нужны! Она ребенка родила от меня, так что я ей должен. Я попросил ее хотя бы дочь мне показать. Она принесла девочку. И я уже ничего не мог с собой поделать - сразу понял, что это мой ребенок, что я не могу от нее отказаться… Ну и так далее.
Паша чувствовал себя полковым капелланом. Отчасти это было неловко, а в целом - интересно. Любопытство, которое так часто руководило Пашиным разумом и поступками, удовлетворялось словами Роберта, как голодная собака - украденными у хозяина отбивными.
Роберт налил себе еще кофе, предложил Паше. Поставив на столик две чашечки, продолжил рассказ:
- Но из Ленки мать была еще та! Ребенок всегда был грязный, одежка в пятнах, сопли по колено! Кормила девочку вареной колбасой. Курила, держа дочку на руках! - Воспоминания сердили Роберта. - И как-то Лена намекнула, что за деньги отказалась бы от Ираиды. Я сказал, что готов заплатить. Тогда она такую сумму загнула, что я офигел. Поехал к отцу. А он мне сказал: ребенок - это не предмет купли-продажи. Отдай ей, сколько она хочет, получи расписку и забери дочь. Так я и сделал. Удочерил Ираиду по закону, добился от Лены официального отказа от ребенка, чтобы никаких претензий не последовало. Только это не помогло. Кстати, когда Ленка дочь продала, она уже снова была беременна. Без мужа. И еще лет шесть прошло, когда я увидел ее снова. Она была очень бедной, очень жалкой, просила о помощи. Об Ираиде не вспоминала. Я сказал ей - почему о дочери не спрашиваешь? Она говорит - у меня много других детей, за Ираиду не волнуюсь. Трое тогда уже было, кажется… Я дал ей немного денег. И это было ошибкой. Лена тут же сориентировалась и стала звонить мне регулярно. Просила денег взаймы, просила помочь: ее дети голодают. Причем продукты она не брала, а только деньги. Потом придумала, что тоскует о дочери, а я - подлец, который лишил ее дочерней любви! Павел, я клянусь, что она сама мне предложила ее отдать!
- Я верю вам, Роберт. Думаю, вы правильно поступили.
Роберт вздохнул и потянулся к пачке сигарет.
- По-моему, я неправильно поступил, - признался он. - Если бы я поступил правильно, то Ираида выросла бы такой, как я мечтал: умной, доброй, воспитанной. Я много вижу детей вокруг - у меня много родственников, у всех есть дети. Они разные, есть умницы, как моя племянница Офелия. Есть шкоды, как Тигранчик, сын моего троюродного брата. Но такой, как Ираида, нет ни у кого.
- Девочка росла без матери, - сумничал Паша, - говорят, это очень плохо для ребенка.
- Правду говорят, - согласился Роберт с такой горечью в голосе, что Седову вдруг стало его жаль. - Одно утешает - родная мать воспитала бы Иру еще хуже.
- А что в Ираиде не так?
- Она думает только о деньгах. Это у нее, видно, наследственное. Очень печалит, что дочь слова правды не говорит. Зачем столько лгать? Говорит, что идет с подружками гулять, а сама по магазинам в городе ходит. Зачем? Разве я запрещаю по магазинам?..
- Может, с ней поговорить надо?
- Я говорил! С самого раннего детства говорил. Поэтому и в школу определил элитную. В той школе толпа психологов, море всяких педагогов, воспитателей. Я просил их помочь, посоветовать, что мне делать. Как мне дочь отучить лгать, доброй вырастить, открытой? А они: "Ираида хорошая девочка, у нее переходный период… Ложь - это защита". Они так говорят. Но от чего ей защищаться?
- От мачехи.
Выражение лица Роберта смягчилось.
- Нет, что вы! Вика всегда на ее стороне, всегда о дочери по-хорошему отзывается. А Ираида: "Пусть она от меня отстанет!"
Последнюю фразу Роберт произнес, видимо подражая тону Ираиды, и кивнул в сторону своего стола. В белой рамке на столешнице стояла фотография некрасивой девочки: чуть асимметричное лицо, близко посаженные глаза, тонкие губы, круглые щеки. И выражение лица Ираиды Паше показалось неприятным. Может, из-за того, что он услышал от ее отца?