- Это не сон. Это реальность.
- Тебе откуда знать? Тебя же в нем нет, - она чувствует игривость, подкрепленную счастьем. Со справедливостью.
- Я в каждом из них, - говорит он. - Это место, где я живу теперь.
Она не улыбается больше. Некоторое время она не может вспомнить, кто она или в каком времени. Она Кару? Мадригал?
- Открой глаза, - шепчет Акива. Его пальцы возвращаются на ее веки. - Я хочу показать тебе кое-что.
В один миг она все вспоминает и понимает, что он хочет, чтобы она увидела.
- Нет! - она пытается отвернуться, но он держит ее. Акива с усилием пытается открыть ей глаза. Его пальцы нажимают и царапают, но голос не теряет своей мягкости.
- Смотри, - упрашивает он. Нажимая, царапая. - Смотри.
И она смотрит.
Кару задохнулась. Это был один из тех снов, что вторгаются в пространство меж секундами, доказывая, что у сна есть своя физика. Там время сжимается и раздувается, вся жизнь сворачивается в один краткий миг, а города сгорают до тла лишь от взмаха ресниц. Выпрямившись, проснувшись (или ей так казалось), она вздрогнула и уронила коренной зуб тигра, который держала. Ее руки метнулись к глазам. Она все еще чувствовала давление пальцев Акивы на них.
Сон, просто сон. Черт побери. Как до такого дошло? Притаившиеся сны-стервятники кружат и ждут, когда она начнет клевать носом. Она опустила руки, пытаясь успокоить яростно бьющееся сердце. Больше нечего было бояться. Она уже видела самое худшее.
Страх было легко изгнать. Ярость была чем-то иным. Для того, чтобы всплеск идеальной справедливости одолел ее, после всего... Это была наглая ложь. Там не было ничего об Акиве. Это ощущение проскользнуло из прошлой жизни, когда она была Мадригал из Кирина, которая любила ангела и умерла ради него. Но она больше не Мадригал, не химера. Она была Кару. Человеком.
Вроде того.
У нее нет времени на сны.
На столе перед ней, в тусклом свете от пары свечей, лежало ожерелье. В нем вперемешку были собраны человеческие и оленьи зубы, сердоликовые бусы, восьмигранные железные опилки, длинные кости летучей мыши, и то, что делало его асимметричным - длинный коренной зуб тигра. Этот приятель и закатился под стол, когда она уронила ожерелье.
Когда дело касалось потустороннего ожерелья, в асимметрии не было ничего хорошего. Каждая составляющая - зуб, бусина или кость - имела решающее значение для воспроизводимого тела. Малейшая ошибка его искалечит.
Кару отодвинула стул и опустилась на колени, чтобы пошарить в темноте под своим рабочим столом. В трещинах холодного грязного пола ее пальцы нащупали мышиный помет, отрезанные концы веревки и кое-что, что, как она надеялась, было подгнившим виноградом.
"Пусть это будет тайной, - подумала она. - Оставим, как есть". Но зуба там не было.
Где же ты, зуб?
У нее не было запасного. Она достала этот в Праге несколько дней назад, половинка от требуемого набора. "Прости за то, что потеряла твою ногу, Амзаллаг, - она представила, как говорит это. - Я потеряла зуб".
Кару рассмеялась, что прозвучало вымученно. Она могла лишь представить себе, как все это будет происходить. Ну, Амзаллаг, пожалуй, жаловаться не станет. Как химера-солдат без чувства юмора, которого воскрешали во множестве разных тел, он просто примет это как должное - необходимый шаг (какая игра слов) и научится обходиться без ноги. Однако не все солдаты стоически переносили крутые виражи ее обучения. На прошлой неделе, когда она сотворила грифона Минаса, его крылья были слишком малы, чтобы нести его вес, и он не был снисходительным и выдержанным.
- Бримстоун никогда не совершил бы такой смешной ошибки, - кипел Минас от злости.
Что ж, Кару хотела возразить со всей серьезностью и взрослостью, на которую была способна. Еще бы!
Это была не та наука, с которой следовало начинать изучать соотношение крыла к весу, например. Если бы Кару знала, кем она станет, когда вырастет, она бы брала совсем другие уроки в школе. Она была художницей, а не инженером.
Я - воскреситель.
Мысль выплыла из задворок сознания, как обычно унылая и странная.
Она поползла дальше под стол. Зуб не мог просто исчезнуть. Потом сквозь трещины в камне по ее костяшкам пальцев пробежал ветерок. Там оказалось отверстие. Зуб, должно быть, провалился сквозь пол.
Она села. Девушку наполнило ледяное спокойствие. Она знала, что ей делать сейчас. Ей придется спуститься вниз и попросить разрешения у того, кто снимает комнату, поискать зуб. Большое нежелание приковало ее к полу. Все, что угодно, только не это.
Кто угодно, лишь бы не он.
Был ли он сейчас там? Она думала, что был; иногда ей казалось, что она может ощущать его присутствие, излучаемое вверх, сквозь пол. Он, наверное, спит - ведь была середина ночи.
Ничто не заставит ее пойти к нему посреди ночи. Ожерелье может подождать до утра.
В конце концов, это был хоть какой-то план.
А потом в ее дверь - стук. Она сразу поняла, кто это. Он-то не стеснялся приходить к ней по ночам. Стук был мягким, и эта мягкость тревожила ее больше всего. В ней чувствовалось что-то интимное, тайное. Она не хотела, чтобы между ними были общие тайны.
- Кару? - его голос был ласковым. Она напряглась всем телом. Она знала лучше, чем кто бы то ни было, какой уловкой была эта мягкость. Она не ответит. Дверь была заперта. Пусть думает, что она спит.
- Твой зуб у меня, - сказал он. - Он свалился мне на голову.
Вот проклятье. Она не сможет притвориться спящей, если сама только что уронила зуб ему на голову. К тому же она и не хотела, чтобы он подумал, будто она от него прячется. Черт возьми, почему до сих пор он влияет на нее подобным образом? Серьезная, с прямой спиной, Кару пошла к двери. Синей дугой сзади раскачивалась коса. Кару откинула старую перекладину, которая в первую очередь и была защитой от него, и открыла дверь. Она протянула за зубом руку. Все, что ему нужно было сделать, положить его ей на ладонь и уйти, но она знала, конечно, знала, что это не будет так просто.
С Белым Волком никогда не было просто.
14 
ЭТО ОПУСТОШЕНИЕ АНГЕЛОВ
Белый Волк.
Первенец Военачальника, герой объединенных племен и генерал военных сил химер. Того, что осталось от них.
Тьяго.
Он стоял в коридоре, изящный и холодный в своей, без единой морщинки или складочки, белоснежной тунике. Его шелковые белые волосы были убраны назад и связаны кожаным шнурком. Эти седые волосы противоречили его молодости - по крайней мере, молодости его тела. Его душе было сотни лет, и она пережила столько бесконечных войн и смертей, что не сосчитать, многие из них были его собственными. Но его тело было в самом расцвете, мощное и красивое, в полной мере отражающее мастерство Бримстоуна.
По внешнему виду, он был, по большей части, человеком, сотворенным по своим собственным требованиям: на первый взгляд - человек, но, если приглядишься, то увидишь притаившегося зверя. Сексуальный мужчина улыбнулся, обнажив острые клыки, пальцы его сильных рук были увенчаны черными когтями, а его ноги переходили от середины бедер из человеческих - в волчьи. Он был очень красив - мощный и в то же время доведенный до совершенства, с оттенком дикости и отголоском опасности, которые ощущала Кару, всякий раз, когда он оказывался рядом.
Что было не удивительно, вспоминая их историю.
Теперь у него были шрамы, которых он не имел тогда, когда она знала его, будучи Мадригал. Один залеченный разрез рассекал одну из его бровей и скрывался в линии волос, другой - оттягивал глаз, прерывал край его челюсти и зазубринами сползал вниз по шее, вдоль трапециевидной мышцы к гладкой форме его плеч, расправленных и сильных.
Он не прошел невредимым через последние жестокие сражения войны, но он прошел через все и выжил, и, возможно, стал еще более красивым со всеми этими шрамами, которые заставили его казаться, более настоящим. Теперь в дверном проеме Кару он был слишком настоящим, и слишком близким, слишком изящным, слишком опасным. Всегда Белый Волк был чем-то большим, чем сама жизнь.
- Не можешь уснуть? - спросил он.
Зуб был зажат в его ладони, но он не отдал его.
- Уснуть, - повторила Кару. - Как мило. Неужели кто-то все еще так делает?
- Да, - невозмутимо ответил он. - Если могут. - В его взгляде была жалость - жалость! - потом он мягко добавил: - Ты знаешь, и меня они довольно часто посещают.
Кару не имела понятия, о чем он говорит, но ощетинилась на его мягкость.
- Кошмары, - уточнил он.
Ах, это.
- У меня нет кошмаров, - солгала она.
Тьяго не поверил.
- Тебе следует заботиться о себе, Кару. Или, - он взглянул мимо нее в ее комнату, - позволить другим позаботиться о тебе.
Она попыталась заполнить собой дверной проем так, чтобы даже маленький кусочек открытого пространства не давал и намека на приглашение зайти.
- Все нормально, - сказала она. - Я в порядке.
Все же он шагнул вперед, так, что она либо должна была отступить, либо терпеть его близость. Она осталась стоять, где стояла. Он был чисто выбрит и от него доносился слабый запах мускуса. Как ему удавалось быть всегда чистым в этом дворце, сделанном из грязи, Кару не знала.