Она рассмеялась прямо в лицо Стилу, и изгиб ее алых губ и блеск в ее глазах были так обаятельны, что сердце его забилось сильнее, а румянец на щеках стал еще гуще.
— Всего только шесть часов, — сказал он, глядя на часы. — Обычно я не ложусь в такую рань. Но сегодня я очень устал. Впрочем, теперь я уже отдохнул, — добавил он быстро. — Могу сидеть и болтать хоть до утра. К нам, знаете ли, не так часто заглядывают гости. А где ваши спутники?
— Остались позади, — сказал полковник, неопределенно махнув рукой. — Изабель приказала им сидеть и ждать, а мы с ней пошли вперед. Там индейцы, двое саней и тонна продовольствия.
— Позовите их, полковник, — сказал Стил. — Вашей палатке хватит места рядом с моей у самой скалы. Тут тепло, как в кузнице.
Полковник отошел на несколько шагов и стал кричать. Филипп повернулся к миссис Беккер и увидел, что смех исчез из ее глаз и что она смотрит на него робко и вопросительно. Мгновение казалось, что она вот-вот заговорит с ним, но потом она подняла с земли короткую ветку и стала ворошить ею угли.
— Вы, должно быть, очень устали, миссис Беккер, — промолвил он. — Я бы вам посоветовал снять шубу. Так вам будет удобней. А я принесу одеяло, чтобы вы могли присесть.
Он нырнул в палатку и через секунду вернулся с одеялом, которое тут же расстелил у подножия высокой сосны, в нескольких шагах от костра. Когда он повернулся к ней, на ней уже не было ни шубы, ни шапочки. Секунду она стояла перед ним стройная, как девушка, обольстительная, с благодарной улыбкой на губах. Потом она опустилась на расстеленное им одеяло. На мгновение он склонился над ней, прикрывая ей ноги тяжелым мехом, и вдохнул благоухание, исходившее от ее волнистых, сияющих волос, благоухание, которое проникло в самую глубь его души.
Он выпрямился и встретился взглядом с полковником Беккером. По насмешливому выражению глаз полковника он понял, что грешные мысли, бродившие в его голове, достаточно ясно отражаются на его лице. Он втайне благословил индейцев, подошедших к саням; помогая им распрячь собак и выгрузить багаж, он беспощадно ругал себя за странное, безумное чувство, волновавшее его кровь и сжигавшее его мозги. Он продолжал осыпать себя проклятиями, возвращаясь к костру. Из глубокого мрака он видел полковника, прислонившегося спиной к сосне, и миссис Беккер, прильнувшую к нему и положившую голову на его плечо, с улыбкой на устах. Замешкавшись на мгновение, не смея нарушить очарование этой сцены, он увидел, как она притянула к себе седобородое лицо и поцеловала его в губы. При виде того бесконечного блаженства, которое отражалось в обоих лицах, освещенных костром, Филипп Стил понял, что властный образ другой женщины навеки исчез из его сердца. Он уступил место картине любви, той любви, о которой он мечтал, по которой он томился и которую он, наконец, нашел, но не для себя, в сердце пустыни.
Он увидел детски прекрасную и чистую улыбку, приветствовавшую его, когда он подошел к костру; он увидел еще что-то в лице полковника. А что схватило его за душу и наполнило его незнакомым чувством — чувство радости. Да, он радовался счастью этой четы! Это ощущение прогнало чувство одиночества, которое так недавно томило его, и когда после долгой мирной беседы у костра жена полковника устало подняла головку и спросила, нельзя ли ей пойти спать, он рассмеялся от восторга и умиления, глядя, как она с бесконечной нежностью потерлась щекой о седобородое лицо, склонившееся к ней, и как полковник улыбнулся мягкой, счастливой улыбкой и повел ее в палатку.
Завернувшись в одеяло, Филипп долго еще лежал без сна и удивлялся тому, что произошло с ним. Ее волосы видел он сегодня, ее волосы сияли ему, шелковистые, мягкие, великолепные в своей простой красе, ее волосы — те волосы, которые он видел тогда на балу, когда Чизборо вмешался в разговор.