Ганти смотрел на хозяйку молча, словно не узнавая, но его левая бровь приподнималась и изгибалась все насмешливее, ясно давая понять наблюдающим за ним магам, о чем именно думает сейчас старшая тень.
– Бусела, – процедил сквозь зубы Лутгор, не в силах наблюдать этот позор, – сходи, пожалуйста, попроси принести другой чайник.
Хозяйка осеклась, оглянулась на него недоверчиво, словно муж предложил ей самой заварить этот самый чай, что-то сообразила и ушла, возмущенно взмахнув юбками.
– Вот зачем ты с ней так? – упрекнул командора мрачный как туча глава, но Ганти не стал отвечать.
Сейчас гораздо важнее было решить главную проблему – как теперь поступить? Вернее, как исправить все, что умудрились испортить советники Лутгора. И противнее всего было отчетливое понимание простой истины – не сумели наладить доверительных отношений с новичками эти уверенные в своих правах упрямцы, а расхлебывать все снова придется ему, Ганти. А именно с ним ни Крисдано, ни Таэльмина не намерены даже разговаривать.
– А что было в тех письмах? – заинтересовался кто-то, провожая взглядом поспешно уходящего командора, но все остальные предпочли сделать вид, будто их сейчас больше всего волнует чай, поданный ехидно ухмыляющимся домовым.
– Вот всем они хороши, – вздыхал про себя расстроенный Лутгор, поглядывая на маленького человечка, стремительно двигавшегося вокруг стола, – кроме одного, желчны, почти как огры. Словно создавали их не феи, а вампиры.
Как будто именно домовой был повинен во всех свалившихся сейчас на главу неудачах.
Глава третья
– Предлагаю позвать на завтрак Изора, – поглядывая, как ловко тень накрывает стол найденным в шкафу полотном и расставляет принесенную еду, предложил Ительс и многозначительно усмехнулся.
Когда живешь рядом с фейлами постоянно, невольно приходится немного придерживать язык. Жаль только, росту жемчуга подобные хитрости не способствуют.
– Как мы его найдем? – сухо осведомился Хатгерн, начинавший понемногу остывать и стыдиться внезапной вспышки ярости. Не пристало так вести себя герцогам, воспитанным суровыми наставниками и учителями. Вспышки неукротимой злобы – это первый признак неразвитой силы воли и распущенности характера, а подобное дозволено лишь простолюдинам.
– Я схожу.
– Только поторопись, не то все съедим. – Герцог проводил его хмурой шуткой и опасливо покосился на молчаливую тень.
Не слишком ли резко он на нее прикрикнул? И вообще, стоило ли так поступать, может, нужно было зажать в кулаке свою гордыню и немного потерпеть? Но от одной только этой мысли в его душе мгновенно вскипело оскорбленное чувство собственного достоинства, и герцог снова помрачнел. Вот в том-то все и дело… Можно спать в походах у костра рядом с простыми воинами, есть с ними из одного котла и считать, будто ты ничем от них не отличаешься. Но в какой-то момент в душе непреодолимой стеной встает невидимая преграда, и ты сразу начинаешь ясно понимать, насколько проще и удобнее им жить, не заморачиваясь принципами, через которые ты никогда не сможешь переступить. Например, прикрикнуть на девушку, которая тебе нравится все сильнее, хотя еще недавно казалось, будто больше уже некуда. Хотя это и была лишь попытка показать советникам Лутгора свое возмущение – и тень, несомненно, в этом разобралась, – не переживать он все же не мог.
– Таэль, ты на меня обиделась? – шагнул к столу Хатгерн, отобрал у тени тарелку и заглянул девушке в лицо.
И вмиг потерялся, повис где-то в безвременье, где нет вокруг ничего, кроме печальных серых глаз и устало опущенных уголков упрямых губ. Да внезапно нахлынувшего удушающей волной запаха трав, сдобы и женского тела. Руки сами обняли тонкую фигурку, притянули к груди, губы оказались на губах, и весь необъятный мир со всеми его проблемами и бедами потускнел и сжался в крохотный кокон, где сладко таяла от близости любимой женщины душа и разгоралась в крови сумасшедшая страсть.
– Таэль…
– Тсс! – резко отодвинулась она, быстро вытерла тыльной стороной ладони губы и, схватив посуду, отнятую у нее минуту назад, засуетилась у стола.
Будь это любая другая девушка, Хатгерн оскорбился бы и немедленно потребовал объяснения, а теперь только поспешил сесть на первый попавшийся стул и взять себя в руки. А заодно попытаться понять, кого или что могла услышать или заметить тень?
– К вам можно? – Коротко, лишь для вида стукнув в дверь, в комнату вошел Ганти.
Постоял несколько мгновений, прошел к столу, поставил на него блюдо с закусками и сел напротив герцога. Таэльмина тотчас устроилась по левую руку от напарника и пододвинула Харну чашку с чаем.
– Гостю налей, – пересиливая неприязнь, буркнул Хатгерн, сознавая, как необходим сейчас им с тенью такой союзник, и почувствовал, как девичья рука одобрительно хлопнула его по коленке.
А в следующий момент Таэльмина поднялась со стула, как ни в чем не бывало наполнила напитком чашку и поставила перед бывшим наставником.
– Спасибо… – выдавил тот и поторопился запить внезапно вставший в горле комок.
В дверь снова постучали, и этому стуку Хатгерн порадовался как спасению, почувствовав, как тяжело было Ганти выносить их бойкот. И не важно, что он это заслужил, ведь даже вполне заслуженное наказание разные люди воспринимают совершенно по-разному. И те, кто осознали свою вину и искренне желают ее загладить, страдают неизмеримо сильнее, чем твердолобые упрямцы, не желающие допустить даже мысли о собственной неправоте.
– Входи, – поспешил крикнуть герцог, полагая, что это пришли лекарь с огром, и не ошибся.
Ительс замер на пороге лишь на миг, обнаружив за столом знакомую фигуру Ганти, потом спрятал ухмылку и как ни в чем не бывало прошел к свободному стулу. А Изор одарил присутствующих своей клыкастой улыбкой и водрузил на стол сковороду с еще шкварчащим жареным мясом, как бы подтверждая всем известное правило огров завтракать поплотнее. Затем притащил себе от очага кресло, водрузил его между Таэльминой и Ительсом, так, чтобы оказаться напротив Ганти, и радушно предложил угощаться.
Некоторое время все ели молча и сосредоточенно, словно голодали по меньшей мере дня три. Однако это было не так, в багаже, который Ганти забрал у гольда, оказался солидный запас разнообразной еды, позволяющий безбедно путешествовать не одни сутки. Выходит, заподозрил Хатгерн, это время все его спутники потратили на обдумывание, куда повернула события его несдержанность и как использовать сложившуюся ситуацию себе на пользу.
Ну, по крайней мере они втроем об этом думали, и, хотя герцог по-прежнему не питал к Ганти ни доверия, ни симпатии, это обстоятельство невольно примиряло его с присутствием недруга.
– Интересно, сколько дней они будут решать, можно нам жить в Сиандолле или нет? – не поднимая взгляда от своей тарелки, задумчиво пробормотала вдруг тень, и ни у кого не возникло сомнения, кому именно направлен этот вопрос.
– А мне интересно другое, – ершисто отозвался Харн, – если этим советникам так нравятся покорные люди, зачем они собирают сюда всех знатных беглецов? Ведь ясно как день – тихие да спокойные в горы не побегут. А знатным несвойственна покорность.
– Зачастую в горы бегут искатели сокровищ и тайн, – вздохнув, объяснил Ительс. Помолчал минуту и вдруг с кривой усмешкой пояснил: – Я знал одного такого целителя… лет двадцать назад. Все же помнят легенды про необычайно долгую жизнь старших рас? И про их могущество? Вот и он наслушался и почти поверил. А когда один из его пациентов слег с неизлечимой болезнью и он не сумел ничем помочь, то не придумал ничего лучше, чем отправиться в горы. Разумеется, он и представления не имел, что стражи уносят сюда далеко не всех, лишь тех, чьи души терзает неизбывная тревога или сжигает ужас. А умирающий был лекарю другом… и более того, он был его единственным заступником. Вот целитель и мечтал достать для друга волшебный эликсир. Но очень быстро понял, как смешны и наивны были все его мечтания.
– Ит, – сочувственно глянула на него Таэльмина, – а разве тебе никто не рассказал про единственный способ?
– Здесь никто ничего никому не рассказывает, – хмуро усмехнулся он, – ты ведь и сама это уже поняла? Каждый потихоньку доходит до всего сам, а некоторые и до смерти остаются в святом неведении. И вопросы тоже можно задавать не всякие и не всем… и далеко не везде, хотя это единственный способ постепенно докопаться до истины.
– Снова ты разговорился, – мрачно зыркнул на него Изор, кинул в рот кусок мяса и яростно заработал челюстями, явно таким образом выражая свое неодобрение.
– Так я же гоблин! – язвительно фыркнул лекарь, и вдруг его словно прорвало: – А мы тут на особом положении! Нас потому и терпят, даже целый город построили. Спохватились, когда вышвырнули всех выживших на побережье! Хотя и не сразу, но все же сообразили, насколько больше от нас было пользы, чем вреда.
– Ительс, – голос Ганти стал ледяным, как вода из проруби, – ты же сам сказал: каждый должен дойти сам. Так зачем нарушаешь правила? А Лутгор просто немного ошибся… но, думаю, он исправит эту ошибку.
И так же резко, как огр, занялся закусками.
– Вот оно что… – пробормотала тень, покосившись на Харна и встретившись с его внимательным взглядом. – Тогда у меня остался последний вопрос: нам можно погулять по городу… походить по лавкам или не стоит?
– Со мной – можно, – твердо объявил Ганти, переводя дыхание, все же Мин очень сообразительна.
Жаль, Шенлия не такая, да скорее всего, никогда уже такой и не будет. Мать-судьба никогда не повторяется, оделяя своих детей способностями и душевными качествами, и это, с одной стороны, замечательно, а с другой – неимоверно прискорбно.