Брендан ведь ясно сказал, что ее единственным достоинством были деньги ее родителей – только за этим она и была ему нужна. А секс был просто необходимостью, средством для достижения его цели. Он недвусмысленно дал понять, что их близость не доставила ему особого удовольствия.
Элинор и сейчас содрогнулась, вспомнив его оскорбительные высказывания. Ее отец пытался остановить мерзавца, устало припомнилось ей, а потом родители, как могли, старались утешить дочь. Они ни в чем не упрекали и не осуждали ее, да в этом и не было нужды – Элинор терзала себя сама. Родители пытались достучаться до нее, но пропасть между ними была слишком велика. И Элинор просто похоронила свою боль глубоко в душе, где никто не мог ее разглядеть.
Даже для книги, хотя бы для того, чтобы оживить образ Эжени, Элинор не могла использовать воспоминания о романе с Бренданом. Ее чувства обернулись обманом, а что до физического наслаждения, то в объятиях своего единственного любовника она его так и не испытала и вспоминала об этом с горечью, полагая, что виновата в этом сама.
Мысленно Элинор вновь услышала слова Рея Парриша, сказанные им на прощание, и в который раз содрогнулась.
– Вам бы следовало изобразить свою героиню монахиней, Элинор, – насмешливо заявил Рей. – Похоже, вы избрали для нее именно такой образ жизни.
Элинор вылетела из офиса, боясь, что потеряет остатки самообладания. Ее так и подмывало разорвать рукопись прямо у него на глазах. Сейчас, вспоминая свое поведение, девушка удивлялась силе собственной реакции. Поежившись, она выбралась из постели. Заснуть все равно не удастся, а лежать, мучаясь мыслями о том, чего уже не изменишь, нет смысла.
Время приближалось к шести, а ей еще предстоял поход в супермаркет. До Гудуика путь неблизкий. Элинор уже почти решила отложить поездку до утра, но тут ей пришло в голову, что за это время может позвонить Рей с известием о том, что нашел ей секретаршу. Нет уж, лучше уносить ноги, пока еще есть время.
Что значит – пока еще есть время? – нахмурилась Элинор. Можно подумать, она боится этого человека, словно он чем-то угрожал ей. Пожав плечами, Элинор отбросила эту мысль. Рей Парриш просто запугивает ее, наверняка догадываясь, что она его терпеть не может.
Журналисты называли Рея блистательным мальчиком от издательского дела, хотя слово "мальчик", мягко говоря, не слишком подходило тридцатипятилетнему мужчине, злорадно подумала Элинор. Он был олицетворением всего, против чего восставала ее душа: красавец, наделенный обаянием и откровенной чувственной притягательностью, которая у Элинор рождала лишь отвращение.
Для такого мужчины, как Рей, Элинор, наверное, была ходячим анекдотом: страшненькая замухрышка, с которой он вынужден иметь дело по долгу службы. Слишком часто за последние годы она видела, как мужчины, едва взглянув на нее, сразу отводили глаза, так что уже не обольщалась. Куда ей до Мейми – красивой, уверенной в себе. Брендан одним махом убил в ней веру в то, что она может быть хоть для кого-то по-женски привлекательной. "Бесполая уродина" – это были его слова, и Элинор теперь только такой себя и видела. И не сомневалась, что такой ее видят и другие. Ничего, в жизни, кроме любви, есть и другие радости, думала девушка. Когда-то она находила радость в работе. Когда-то… До тех пор пока Рей Парриш не расправился с ее романом, а заодно и с ее уверенностью в собственных способностях.
Именно это и было больнее всего, призналась себе Элинор: сознание того, что он прав, утверждая, что ее герои поверхностны и далеки от жизни. Но ведь она подрядилась писать исторический роман, основанный на фактах, а не костюмированную любовную историю!
Разумеется, всегда был путь к отступлению: она могла объявить о том, что разрывает контракт. Судиться с ней издатели не будут, зато Рею придется оставить ее в покое. Она может написать массу других книг… Элинор мрачно смотрела в окно. А куда ей было еще смотреть? Ее квартира была типовой и безликой. Когда-то, еще подростками, они с Мейми мечтали о том, как будут жить, когда станут взрослыми, какие у них будут дома. Элинор с тяжелым сердцем вспомнила, как собиралась заполнить свой дом живыми цветами, яркими и благоухающими.
Свежие цветы! В последний раз она покупала их много лет назад – это был венок на могилу родителей.
Ладно, хватит себя жалеть, внезапно разозлившись, подумала Элинор и, подхватив пальто, и ключи от машины, решительно отправилась в местный супермаркет.
2
"Очевидно, я совсем потеряла разум, решившись на такую поездку поздно вечером", – с отчаянием думала Элинор, глядя в ночь из окна машины.
Почему-то здесь, в сердце, Уэльса, темнота казалась гораздо более глухой, чем в Бристоле. Казалось, она обволакивает тебя и давит со всех сторон свинцовой тяжестью. Элинор невольно вздрогнула, несмотря на то, что в машине было тепло. Здесь особенно остро ощущалось то, что ноябрь подходил к концу. В воздухе веяло холодом и сыростью – словом, Уэльс встретил девушку негостеприимно. Ей казалось, что когда она выезжала из Бристоля, было гораздо теплее, но, возможно, она просто не обращала внимания на погоду – ее мысли были слишком заняты Реем Парришем. Элинор злорадно предвкушала, как он взбесится, узнав, что она сбежала.
Она подъехала к перекрестку и притормозила, сверяясь с картой, где названия крошечных деревенек были указаны и на английском, и на валлийском языках.
Ночью эта земля моща и впрямь казаться негостеприимной, но Элинор помнила по визитам в коттедж Дианы, что побережье здесь – одно из красивейших мест, какие ей доводилось видеть: девственная природа намного миль вокруг с узкими, извилистыми тропинками, убегающими в густые заросли.
Коттедж стоял довольно уединенно – до ближайшей деревни было несколько миль по узкой скверной дороге. Диане дом достался от дальней родственницы, что давало ей право претендовать на то, что в ее жилах есть капля валлийской крови. К тому же она часто бывала здесь в детстве и рассказывала Элинор много интересного об этих местах.
Валлийцы с гордостью говорили, что здесь больше английского, чем в самой Англии, и действительно, многие поколения английских монархов оказывали честь равно своим друзьям и недругам, щедро наделяя их богатыми валлийскими землями.
Сэр Филипп Сидней, знаменитый поэт и воин елизаветинской эпохи, жил когда-то недалеко отсюда, в Пембруке, как и многие другие известные личности, которых отправляли сюда либо в качестве поощрения, либо в ссылку.
Элинор вдруг оживилась – необычное место подстегнуло ее воображение. Интересно, каково это было – отправиться в изгнание в эту отдаленную часть страны, особенно для молоденькой девушки, привыкшей к изысканной жизни при дворе. Такой, как Эжени.
В следующую минуту Элинор уже была полностью захвачена новым поворотом сюжета, рождавшимся в ее голове. Она машинально протянула руку за маленьким диктофоном, который всегда возила с собой. Слова полились рекой, словно пытаясь опередить ее мысли. Но неожиданно поток прекратился.
Ну почему ей так легко было представить свою героиню в трудной ситуации, но, как только дело доходило до любви и физической близости, ее мозг словно парализовало? Злясь на себя, Элинор нажала на акселератор. Она уже почти приехала. Часы на панели приборов показывали час ночи, но Элинор совсем не ощущала усталости. Мозг ее работал на полную мощность, и ей уже не терпелось сесть за пишущую машинку. Придется полностью переделать несколько глав, но это не проблема – зато она добавит занимательности сюжету.
Элинор вспомнились слова Рея о том, что ее книге недостает очень важного компонента, но она сердито отогнала эти мысли. Что она хочет ему доказать? Что может написать захватывающий роман без всяких там сексуальных подробностей, которые он считал необходимыми? Так оно и будет, воинственно решила про себя Элинор. Однако в глубине души она понимала, что ее роман получался блеклым вовсе не оттого, что в нем не было эротических сцен. Элинор знала, что в иных ярких и реалистичных романах, тех, что захватывают с первой минуты и заставляют сопереживать героям до последней страницы, не было и намека на сцены физической близости между героями. Зато в них было то, чего не хватало ее собственной рукописи: особое, почти осязаемое ощущение физической притягательности героев и их влечения друг к другу. То самое ощущение, которого она ни разу не испытывала, не считая печального эпизода с Бренданом.
Элинор была настолько погружена в свои мысли, что едва не проехала поворот к коттеджу. Поспешно притормозив, она свернула на ухабистую дорожку.
Господи, неужели здесь было столько же колдобин, когда она приезжала в последний раз? Элинор чувствовала, как врезаются в тело ремни безопасности каждый раз, когда она пыталась объехать очередную рытвину. Однажды она попала прямо в яму, и всю машину окатило грязной водой. Элинор тихонько выругалась сквозь зубы.
Диана была на юге Франции, оправляясь после тяжелого плеврита, но Фелиси, ее экономка, хорошо знавшая Элинор, с готовностью снабдила девушку ключами от коттеджа, предупредив ее, что для зимы дом не очень-то приспособлен.
Элинор, однако, это не остановило, тем более что она не собиралась долго задерживаться в Гудуике. Через месяц ей надо было быть в Бристоле, чтобы оттуда отправиться в рекламное турне, которое было запланировано за неделю до Рождества. А там уж и Рождество, которое она проведет вместе с Мейми и Фредом. Если это будет их обычный рождественский праздник, то можно будет вволю посибаритствовать. Фред умел наслаждаться жизнью, причем считал, что чем больше роскоши и комфорта, тем лучше.
Фары выхватили из темноты низкий силуэт домика, и Элинор с облегчением сняла затекшую ногу с акселератора.