– Бедный мой отец оставил страну, чтобы скрыться от множества друзей, чьи сбережения он вложил в одну неудачную биржевую сделку. Он был нервным, чувствительным человеком, и сознание ответственности за содеянное лишило его способности здраво рассуждать. Законов он не нарушал. Дело было только в его сверхчувствительности. Он не пожелал даже увидеться с собственной семьей и умер среди чужестранцев, так и не дав нам знать, где живет.
– Так значит он умер! – воскликнул я.
– Мы не имели возможности удостовериться в его смерти, но знаем, что это должно быть так – ведь финансовые дела его снова пришли в порядок, так что теперь не осталось причин, по которым он не мог бы смотреть людям в глаза. Скорее всего он умер. Последнее письмо от него мы получили два года назад
– А до этого?
– О да, до этого мы получали от него вести. Именно в те времена была запечатана дверь, на которую вы сегодня наткнулись. Передайте мне вон ту папку со стола. Здесь лежат письма моего отца, и вы – первый человек, который видит их, если не считать мистера Персивэла.
– Можно узнать, кто такой мистер Персивэл?
– Он был доверенным сотрудником моего отца и остался другом и советчиком моей матери, а теперь моим. Не знаю, что бы мы делали без Персивэла. Он единственный видел письма, больше никто. Вот первое из них, пришедшее семь лет назад, в тот самый день, когда отец мой бежал. Прочтите его, только, пожалуйста, не вслух.
Вот текст письма, которое я прочитал:
«Моя горячо любимая супруга!
С тех пор, как сэр Уильям сказал мне, какое у тебя слабое сердце, и как может повредить твоему здоровью малейший испуг я избегал говорить с тобой о моих финансовых делах. Однако пришло время, когда, невзирая ни на какой риск, я не могу больше скрывать от тебя, что судьба обошлась со мной сурово. Это заставляет меня ненадолго тебя покинуть, однако с полной уверенностью говорю тебе, что мы очень скоро увидимся. Можешь вполне положиться на мое слово. Мы расстаемся лишь на очень короткое время, моя любимая и единственная, поэтому не беспокойся, а главное – не позволяй этим событиям влиять на твое здоровье – именно этого я больше всего хочу избежать.
Теперь вот что. Я должен сделать одно распоряжение, и заклинаю тебя ради всего, что нас объединяло, исполнить его в точности. В моей темной комнате, которой я пользовался как фотолабораторией, – она в конце коридора, ведущего в сад, – хранятся некоторые вещи, которые я не хотел бы никому показывать. Чтобы ты не поняла это превратно, могу заверить тебя раз и навсегда, дорогая: там нет ничего такого, чего я мог бы стыдиться. Но все же я не хочу, чтобы вы с Феликсом входили в эту комнату. Она заперта, и я прошу тебя, когда получишь это письмо, запечатать дверь и оставить ее в таком виде. Не продавай и не сдавай внаем этот дом, потому что в противном случае моя тайна будет раскрыта. Пока вы с Феликсом живете в нем, я знаю, что все будет так, как я просил.
А теперь прощай, моя любимая. Во время нашей недолгой разлуки ты можешь обращаться за советами к мистеру Персивэлу, он пользуется полным моим доверием. Ужасно не хочется оставлять Феликса и тебя – хотя бы даже на время, – однако другого выхода нет.
Навеки твой любящий супруг.
Станислаус Стэннифорд.
4 июня 1887 года.»
– Конечно, я навязываю вам эти свои частные семейные дела, – извиняющимся тоном сказал мой новый знакомый. – Отнеситесь к этому так, как будто вы выполняете свои профессиональные обязанности. Я годами мечтал с кем-нибудь поговорить об этом
– Польщен вашим доверием, – ответил я. – Ход событий представляется мне крайне интересным.
– Мой отец отличался почти болезненным пристрастием к правде. Он всегда был до педантизма аккуратен.