Разговор о любви начался с Джеральдиной, она была лучшей подругой Джулии. Джеральдина была толстой и очень деловой. Ее волосы были всегда несколько неряшливо заколоты кверху. У нее был муж, член парламента от лейбористов, они растили пятерых детей. Сидя за столом на кухне, с бокалом красного вина, она спросила:
- Флоренс, что ты предпочтешь - делать карьеру, как твоя тетка, или же выйти замуж и завести детей?
- Я уверена, что она хочет замуж, - заметила Джулия.
- Прежде всего найди себе подходящего, почти идеального мужчину, - продолжала Джеральдина. Разговор происходил в воскресенье. Я пыталась что-то лепить. В Париже заниматься этим было нельзя, потому что Нгуен не выносил грязи на кухне, а моя комната была слишком стерильной, чтобы мокрую глину класть на стол.
Я посмотрела на Джеральдину, она провалилась в кресло, словно куча подушек, - все ее тело расплылось из-за частых беременностей и кормления детей грудью. Джеральдина была грузной женщиной, с толстыми ляжками и отвисшей большой грудью. Мне не хотелось, чтобы меня так же часто оплодотворяли, как ее, и чтобы мне потом приходилось рожать каждые девять месяцев. Почему-то я сравнивала ее с прудом, который время от времени осушали, чтобы почистить.
- Может, мне захочется поработать, - ответила я. - Но только еще не знаю, чем заняться.
- Но если ты встретишь подходящего мужчину, то захочешь выйти за него замуж, - настаивала Джеральдина.
- Сначала я хочу влюбиться.
- Ну, для этого у тебя еще есть время, - заметила Джулия.
После того как отец подарил мне кольцо, я взяла его с собой в Лондон, чтобы показать Джулии.
- Что это? - спросила Джулия.
- Леда и лебедь, - ответила я. - Это римское кольцо.
Я так гордилась таким необычным подарком и надеялась, что она поймет меня.
- Покажи.
Я сняла кольцо с пальца и протянула его Джулии. Она сжала его в руке и как бы проверила его вес.
- Красивое и необычное кольцо, - сказала Джулия. Я обратила ее внимание на печатку. Она стояла у окна, а я заглядывала через ее плечо.
- Да, Юпитер снова начал свои странные превращения. Смотри, не потеряй кольцо. Тебе нужно носить его всегда.
Я показала его Джеральдине.
- Что этот селезень делает с девушкой? - поинтересовалась она.
- Это лебедь, - терпеливо объяснила я ей. - Юпитер превратился в лебедя, чтобы прийти к Леде…
Чтобы лучше рассмотреть кольцо, Джеральдина надела очки.
- Бог мой, да они развлекаются! - воскликнула она и добавила, обращаясь к Джулии: - Мне кажется, твой дорогой братец напрасно морочит ей голову.
- Я так не считаю, - ответила Джулия. - Я предпочитаю, чтобы она носила это кольцо, нежели дешевый браслет с надписью "Поцелуй меня!" из блестящих стекляшек!
Когда мы с Джулией в первый раз начали говорить о любви, мы не спали всю ночь. Она лежала в кровати, обложенная со всех сторон своими кружевными подушками. Она отдала мне валик, чтобы я могла откинуться на него, и закутала в кашемировые шали, дабы я не замерзла. Пока мы разговаривали, она подпиливала и полировала ногти серебряной пилочкой, чистила их маленькой щеточкой с натянутым на нее кусочком замши. Мне хотелось дождаться рассвета, мне было так интересно не спать всю ночь, поэтому я продолжала задавать вопросы, не давая ей уснуть.
- У тебя было много мужчин? - начала я.
- Иногда мне кажется, что их было слишком много, а иногда я думаю, что так и не встретила ни одного стоящего…
- Никого?
- Да, того, с кем бы я хотела прожить всю жизнь.
- Любовь всей жизни?
- Нет, - ответила Джулия. - Любовь всей жизни - это что-то совершенно иное. Я имела в виду того, с кем мне было бы не противно жить вместе.
- Значит, это не Тревор, - у меня отлегло от сердца.
- На Тревора можно положиться, он - надежный. Это весьма важно.
- А кто был самым-самым всей твоей жизни? - спросила я.
- О, - произнесла Джулия и взяла белый карандаш из серебряного футляра, лежавшего на столике подле постели. - Когда мне было двадцать два, я была влюблена, и все мои друзья тоже были влюблены, хотя бы по разу. А сейчас мне уже сорок, но я так ни в кого больше и не влюбилась, хотя полагала, что это может случиться со мной не один раз.
Я вдруг увидела, как истончилась кожа у нее под глазами и как она покрывается морщинками, когда Джулия наклонилась вперед.
- Но разве ты хочешь изменить свою жизнь? - продолжала я. - У тебя интересная работа, дом и друзья, а еще мой отец в Париже и я, и это все твоя жизнь.
- Ты хочешь сказать, что мне уже больше ничего не нужно?
- Ты мне кажешься идеальной, - прошептала я.
- Я не слишком в этом уверена, - сказала Джулия. - Тебе пора спать.
- Нет, пожалуйста, поговорим еще. Расскажи о моей матери.
- Твоя мать, - говоря это, Джулия подняла глаза и произнесла скороговоркой: - Твоя мать была француженка и очень хорошенькая, и она умерла при твоем рождении.
- И все?
- Да!
- Почему ты не живешь в Париже?
- Париж… - протянула она. - Он замедляет время и ускоряет рост. В этом городе люди портятся, в особенности американцы.
- Поговорим еще о любви.
- Потом, когда ты повзрослеешь. Скоро уже взойдет солнце.
- Хочется посмотреть, как оно всходит, - упрямилась я.
- Ты знаешь, - она положила голову на подушку и закрыла глаза, - в Индии есть пословица: "Солнце взойдет только потому, что пять миллионов женщин молят каждое утро, чтобы взошло солнце".
- Но оно все равно взойдет.
- Может, они потому и просят, что уверены обязательно получить…
- Как глупо, - заметила я.
- Вот уж нет. Это высшая мудрость!
Мне так хотелось, чтобы Джулию любили. Она была великолепна, но мне хотелось, чтобы у нее все было прекрасно, чтобы дни несли ей радость, чтобы я была уверена: у нее есть необходимость быть красивой и обаятельной. Я следила за глазами ее гостей, чтобы узнать - любят ли они ее. Я читала ее письма, когда никого не было дома, чтобы узнать, нет ли там любовных посланий. Чтобы узнать, что пишет мужчина, когда он влюблен. Все, что я нашла, только сухие записки от Тревора.
"Встретимся в пятницу, хорошо? Извини за прошлую неделю".
Я также нашла несколько листочков со стихами, неизвестно кем написанными.
Она приезжала в Париж несколько раз в год, и мы шли развлекаться: отец, Мишель, Джулия и я.
Отец и Джулия шли перед нами, обняв друг друга за талию, как влюбленные. Я следовала за ними с Мишелем, чувствуя себя их жалким повторением, имитацией. Я изо всех сил старалась сесть с ней рядом за обедом, проходить через двери вместе с ней, хотела, чтобы она сначала заходила в мою комнату, когда приезжала погостить у нас. Когда мне это удавалось, я старалась держать ее за руку, чтобы знать, что она больше принадлежит мне, чем отцу.
- Посмотри на них, - заметил Мишель, когда они шли перед нами, - можно подумать, что они близнецы. Райские близнецы.
Я напомнила ему, что отец на два года старше Джулии.
- Никто из них так и не вырос, - заметил Мишель, у которого было больше седых волос, чем у отца.
Когда Джулия была в Париже - это был праздник. Мы торжественно ходили в лучшие рестораны. Иногда с нами ходили Джорджи и Алексис. Они так странно смотрели на Джулию, как будто помнили нечто особенное, связанное с ней.
Мне исполнилось семнадцать, потом восемнадцать, у меня появились кавалеры. Иногда они приходили пообедать к нам с отцом и Мишелем, если они говорили по-английски и если, как говорил Мишель, понимали, как вести цивилизованную беседу.
- Почему бы тебе не пригласить Филиппа или Жана, чтобы они провели с нами время и познакомились с Джулией? - спросил меня как-то отец.
Я знала, что не хочу знакомить ее с теми молодыми людьми, которые ухаживали за мной. Я не могла ничего объяснить, просто не желала этого…
В Лондоне для девушек моего возраста устраивались специальные танцы. На них ходили незнакомые мне дочери друзей Джулии.
- Тебе следует вести нормальную светскую жизнь, я помогу тебе, - заявила Джулия.
Она показала мне свои вечерние туалеты, воздушные волны тюля, переливающийся атлас. Я гладила платья и представляла себе, что на каждый танец меня будет приглашать сказочный принц, но этого не случилось. Джулия объяснила, что для того, кто постоянно не живет в Лондоне, невозможно устроить такой бал.
Когда я сказала об этом отцу, он ответил:
- Она богата и может все устроить.
Но мне больше нравилось выпивать с Филиппом и спать с Жаном. Я даже не ожидала, что это мне будет так приятно. И меня совершенно не волновали неуклюжие благовоспитанные мальчишки в прыщах, с которыми я иногда встречалась в домах друзей Джулии. Но она постоянно намекала на какой-то сюрприз, что, мол, после окончания школы, я буду вести настоящую светскую жизнь.
Я была у нее в гостях, когда мне исполнилось восемнадцать. Джулия выглядела неважно: начал отвисать подбородок, на правой ноге набухли вены, и по-прежнему не было никого, кроме Тревора Блейка, в ее жизни. Я почему-то вспомнила, как она держала в руке мое кольцо, гладила и как бы взвешивала его.
А время летело быстро, губы у нее стали тоньше, особенно это становилось заметно, если она не улыбалась, и глаза при этом были злыми. Дело Джулии процветало, и за все эти годы она заработала уйму денег. Отец постоянно говорил о том, как она богата. Она покупала себе драгоценности и разрешала мне их примерять.
Я как-то смотрела на себя в зеркало и щурила глаза.
- Что ты пытаешься там увидеть? - спросила Джулия.