Взгляд Рен медленно скользил по шее Кигана, затем спустился к правому плечу и спине. Шрам. Он шел широкой полосой, как будто с плеча свисало полотенце. Ее собственный шрам на бедре заныл от этого зрелища. Рен страшно захотелось узнать, что с ним случилось, как он получил такие ожоги, но она не осмеливалась спросить.
Ясно было, что Киган долгое время провел в больнице. Теперь он опустошен и растерян. Рен хорошо знала, как это бывает - быть одинокой и больной. Ее снова захлестнула волна сочувствия.
На щеках Кигана росла по крайней мере недельная щетина, и Рен поймала себя на том, что пытается представить, как он выглядит, когда чисто выбрит. Наверное, он будет моложе, быть может, интеллигентнее.
- Вам нужно побриться, - предложила она. - Что вы об этом думаете?
Он поднял руку и потер подбородок. Где-то внутри Рен ощутила сладкую дрожь. Она постаралась ничем не выдать своего состояния, хотя кровь ее забурлила. Господи, она сошла с ума! За чем ей, ради всего святого, еще и брить этого мужчину?!
- Да, было бы здорово, - кивнул Киган.
- Я принесу свежей воды.
Ее руки слегка дрожали, пока она несла в ванную тазик и наливала в него чистую теплую воду. Мельком взглянув на себя в зеркало, Рен заметила, что ее щеки заливает яркий румянец, а глаза прямо сияют радостным светом. Как у влюбленной женщины.
Она встряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Затем вынула из шкафчика бритвенный станок и флакон пены для бритья. Рен еще ни когда не приходилось брить мужчину.
Но, честно говоря, не эта задача казалась ей самой трудной. Труднее всего было бороться с теми чувствами, которые возникали от одного присутствия Кигана. Она вернулась в спальню. Он сидел и смотрел на нее. Рен вскинула голову и глубоко вздохнула.
Но как бы там ни было, настала пора приступать к делу. Она встряхнула баллончик и выдавила на ладонь немного пены. Потом аккуратно нанесла ее на щеки и подбородок Кигана.
Его кожа была загрубевшей, щетина кололась. Он прикрыл глаза, и Рен вздохнула с облегчением. Было гораздо легче делать это, не ощущая на себе его пристальный взгляд.
Смыв остатки пены с рук, она взяла бритву, сняла пластиковую крышечку и остановилась в нерешительности, не зная, с чего начать.
Он откинулся в кресле с прикрытыми глазами, словно отдыхающий лев. Наконец решившись, Рен прополоскала бритву в тазике и провела первую полоску по щеке. Так, постепенно, она побрила щеки, скулы и подбородок, медленно и осторожно водя бритвой по коже. Самой трудной частью оказалась тонкая полоска между носом и губами. Она подумала, не оставить ли усы. Теперь ей была знакома каждая линия его лица. Контуры, поверхности, крошечные морщинки, ямки. У него были высокие скулы и полные губы. Ей не следовало брить его. Это дело сиделок или парикмахеров. Но ведь она сейчас и выполняла при нем роль сиделки. И не нужно иметь медицинского образования, чтобы заботиться о больном человеке. Она только выполняет свой долг, и ничего более.
Ее мизинец словно случайно коснулся его губ, и она замерла, пораженная неожиданным ощущением. Почему ее сердце бьется словно пойманная птичка? Почему одно прикосновение к влажной гладкой коже действует на нее как солнечная вспышка?
Рен поспешила закончить работу, смущенная собственными нескромными мыслями. Казалось, Киган был совершенно спокоен. Его глаза все еще были закрыты.
Похоже, он совсем не находит ее привлекательной. Был бы он так же спокоен, если бы знал, о чем она думает? Или эти мысли оттолкнули бы его еще больше? У нее же был такой изъян. Немногие мужчины находят хромую женщину привлекательной.
Ну а он сам, так страшно обожженный? Может быть, он, как никто из людей, способен понять ее. Возможно, именно пережитая трагедия научила его тому, что душа человека важнее внешности. А вдруг он сумеет разглядеть настоящую Рен Мэттьюс, понять, что она не тот скучный "синий чулок", которой видят все остальные? В ней родилась несбыточная надежда.
Не будь такой наивной, твердил Рен внутренний голос. Даже если так случится, Киган недостаточно хорошо тебя знает, он не может понять твою суть. И совершенно ясно, что, даже если не обращать внимания на хромоту, твоя внешность никак не тянет на десять баллов.
Моргнув, Рен поняла, что уставилась в пустое пространство, зажав в руке бритву. Она перевела взгляд и поняла, что Киган уже давно смотрит на нее.
Рен не могла оторвать глаз от его лица. И чем дольше она смотрела, тем сильнее ее притягивали к себе темные провалы его зрачков. Как Алиса в стране чудес, она падала и падала в бездонный колодец его глаз.
Казалось, эта связь никогда не разорвется.
Но страх оказался сильнее. Сильнее, чем все, что когда-нибудь испытывала Рен. Нет, она больше не боялась Кигана. Гораздо больше она боялась себя. Своего ответа на его невысказанный призыв, своих собственных чувств.
- Вот и всё, - воскликнула она. Повернувшись, Рен вылетела из комнаты так быстро, насколько позволяло ей увечье.
Глава пятая
Он должен уйти. Она боялась его. Ее паническое бегство окончательно убедило его в этом. И у нее была причина для страха. В ее доме поселился незнакомец, принеся с собой в ее тихий уютный мирок только беспокойство и неприятности.
Уйти.
Кроме того, у него были и другие причины для ухода. Оставаясь в этом теплом и гостеприимном доме, он расслабится, а ему нужно быть жестким и целеустремленным, чтобы добиться своей цели. У него не должно быть никаких чувств, кроме жажды мести.
Время пришло.
Где его одежда? Киган оглядел комнату. Деревянные полы покрыты домоткаными половичками. Старинная лампа "Тиффани" стояла на столике возле кровати. Дом Рен напоминал ему маленькую ферму его дедушки и бабушки, затерянную в лесах Висконсина. Их дом был таким же уютным, наполненным радостным детским смехом. До прихода в дом Рен Киган не вспоминал об этом много лет. Он глубоко вздохнул. Летние месяцы, про веденные в доме дедушки, были лучшим временем его детства.
Но Киган и не хотел об этом вспоминать. Такие воспоминания только усугубляли чувство потери. Только оглядывая окружающий мир холодным отстраненным взглядом, можно было смириться с ужасной болью, которую Киган испытывал постоянно. В его жизни нет больше места нежности. Больше никогда не будет.
Он увидел, что джинсы и рубашка аккуратно повешены на спинке кресла. Его потрепанная сумка и шляпа примостились на сиденье рядом с курткой. Потом Киган увидел носки ботинок, выглядывающие из-под края белоснежной простыни, свесившейся с кровати.
Все на месте, сдано согласно описи, подумал Киган, кроме "магнума".
Возможно, Рен и отдаст ему пистолет, если он хорошо попросит ее. Если она откажется… Кигану не хотелось даже думать о том, что придется где-то добывать другой.
Проведя рукой по чисто выбритому лицу, он вспомнил нежные прикосновения Рен, когда она водила по его щекам бритвой. Почему же он постоянно об этом думает? Все его мысли должны быть сосредоточены на единственной цели, а не на тонких пальчиках Рен Мэттьюс, пробегающих по его лицу.
Соберись, Уинслоу, мысленно скомандовал он, но душа и тело отказывались повиноваться приказу. Сматывайся отсюда, пока эта женщина не завладела твоими мыслями настолько, что ты уже не сможешь выбраться с этой фермы.
Да. Именно этого Киган и боялся. Именно по этому ему надо было срочно уходить. Он не мог позволить себе чувствовать к Рен ничего, кроме благодарности.
Опираясь обеими руками о спинку кресла, Киган встал. Это движение стоило ему многих сил. Одеяло, которым укрыла его Рен, сползло на пол, но он даже не наклонился, чтобы поднять его.
Тяжело дыша, он пошатнулся. Голова кружилась.
Теперь потихоньку.
Медленно, шаг за шагом, Киган обошел кровать. Всего несколько метров показались ему целыми милями.
Ты сможешь. Тебе надо отсюда выбраться. Нельзя дать Хеллеру снова уйти. Только не на этот раз. Ведь теперь он совсем близко. Внутренний голос, звучавший в его голове, вливал новые силы в его ослабевшее тело.
Несколько минут он сидел на краешке кровати и отдыхал. А потом начал одеваться.
Он выглянул в окно. Было уже гораздо темнее, чем он ожидал, и по оконному стеклу снова дробно застучал град.
Черт побери, как некстати.
Откуда-то снова накатила боль, сжав его легкие и не давая дышать.
Ну же, слабак, поднимайся. Перестань жалеть себя и берись за дело!
У него есть дело. Он должен наказать негодяя.
Киган потянулся за рубашкой. Она была чистой и пахла мылом. Рен. Она постирала и погладила его одежду, пока он спал.
Его охватило чувство вины. Рен Мэттьюс не заслуживала, чтобы ее хоть как-то задели жестокость и несправедливость жизни, олицетворением которой был Киган Уинслоу. Он был переполнен злом и жаждой мести. Он считал месть достойным делом. Кроме того, он не мог рассчитывать на правосудие. Око за око. Именно так считал его отец. И когда Киган думал о том, что Хеллер сделал с его семьей, в его душе загорался пожар ярости, наполнявшей его силой и желанием разрушать.
А как же прощение? Христианское милосердие? - спрашивала его совесть. Ведь Мэгги хотела бы, чтобы ты простил.