Из церковного подвала несло холодом, бил оттуда кислый винный запах. Там, как видно, хранился картофель.
- Храм спаса на картошке, - негромко сказал пешеход.
Пройдя под фанерной аркой со свежим известковым лозунгом: "Привет 5-й окружной конференции женщин и девушек", он очутился у начала длинной
аллеи, именовавшейся Бульваром Молодых Дарований.
- Нет, - сказал он с огорчением, - это не Рио-деЖанейро, это гораздо хуже.
Почти на всех скамьях Бульвара Молодых Дарований сидели одинокие девицы с раскрытыми книжками в руках. Дырявые тени падали на страницы
книг, на голые локти, на трогательные челки. Когда приезжий вступил в прохладную аллею, на скамьях произошло заметное движение. Девушки,
прикрывшись книгами Гладкова, Элизы Ожешко и Сейфуллиной, бросали на приезжего трусливые взгляды. Он проследовал мимо взволнованных читательниц
парадным шагом и вышел к зданию исполкома - цели своей прогулки.
В эту минуту из-за угла выехал извозчик. Рядом с ним, держась за пыльное, облупленное крыло экипажа и размахивая вздутой папкой с тисненой
надписью "Musiquе", быстро шел человек в длиннополой толстовке. Он что-то горячо доказывал седоку. Седок, пожилой мужчина с висячим, как банан,
носом, сжимал ногами чемодан и время от времени показывал своему собеседнику кукиш. В пылу спора его инженерская фуражка, околыш которой сверкал
зеленым диванным плюшем, покосилась набок. Обе тяжущиеся стороны часто и особенно громко произносили слово "оклад". Вскоре стали слышны и прочие
слова.
- Вы за это ответите, товарищ Талмудовский! - крикнул длиннополый, отводя от своего лица инженерский кукиш.
- А я вам говорю, что на такие условия к вам не поедет ни один приличный специалист, - ответил Талмудовский, стараясь вернуть кукиш на
прежнюю позицию.
- Вы опять про оклад жалованья? Придется поставить вопрос о рвачестве.
- Плевал я на оклад! Я даром буду работать! - кричал инженер, взволнованно описывая кукишем всевозможные кривые. -Захочу и вообще уйду на
пенсию. Вы это крепостное право бросьте. Сами всюду пишут: "Свобода, равенство и братство", а меня хотят заставить работать в этой крысиной
норе.
Тут инженер Талмудовский быстро разжал кукиш и принялся считать по пальцам:
- Квартира-свинюшник, театра нет, оклад... Извозчик! Пошел на вокзал!
- Тпру-у! - завизжал длиннополый, суетливо забегая вперед и хватая лошадь под уздцы. - Я, как секретарь секции инженеров и техников...
Кондрат Иванович! Ведь завод останется без специалистов... Побойтесь бога... Общественность этого не допустит, инженер Талмудовский... У меня в
портфеле протокол.
И секретарь секции, расставив ноги, стал живо развязывать тесемки своей "Musiquе".
Эта неосторожность решила спор. Увидев, что путь свободен, Талмудовский поднялся на ноги и что есть силы закричал:
- Пошел на вокзал!
- Куда? Куда? - залепетал секретарь, устремляясь за экипажем. - Вы-дезертир трудового фронта!
Из папки "Musiquе" вылетели листки папиросной бумаги с какими-то лиловыми "слушали-постановили".
Приезжий, с интересом наблюдавший инцидент, постоял с минуту на опустевшей площади и убежденным тоном сказал:
- Нет, это не Рио-де-Жанейро. Через минуту он уже стучался в дверь кабинета предисполкома.
- Вам кого? - спросил его секретарь, сидевший за столом рядом с дверью.