Ее голос сорвался в конце на мольбы и Кингсли чуть не рассмеялся. Любой, кто когда-либо молил о пощаде, никогда раньше не встречал его Джульетту. Это было не только его любимой игрой. Но и ее тоже. Кингсли схватил ее сзади за шею и прижал лицом к простыням, чтобы заставить замолчать. Свободной рукой он рванул сзади ее платье, разорвав его в процессе. Она так мило выглядела в белом.
Этот цвет оттенял ее темную кожу. Он нашел ее на пляже Гаити много лет назад, когда она была восемнадцатилетней, едва ли не подростком. Но она пережила невзгоды тысячи жизней в те времена. Он вернулся с ней, сделал ее своей собственностью. И очень маловероятно, что она забыла, кто владел ею сейчас, ведь он частенько освежал ее память.
Коленями он развел ее бедра в стороны, расстегивая одновременно свои штаны. Когда он толкнулся в нее, она издала крик, который мог быть услышан в коридоре. Но это не имело значения. Никто не придет ей на помощь.
Он вбивался в нее жесткими ударами. Глубоко дыша, Кингсли велел своему грохочущему сердцу замедлиться. Он хотел посмаковать этот момент, насладиться ее страхом. Он никогда не поглощал ее страх сразу. Всегда позволял ему сначала благоухать, сцеживал его, прежде чем налить и сделать жадный глоток.
Порой Джульетта забывала, что это был он, ее Кингсли, и терялась в воспоминаниях о человеке, который сделал это с ней из ненависти, а не любви. Кингсли знал, когда ее тело становилось одеревеневшим под ним, когда она переставала сопротивляться, тогда ее страх достигал своего пика.
Он жил ради таких моментов.
Ее хрипы и крики боли и страха были самыми сладкими звуками, которые он мог себе представить. Только они могли заставить замолчать музыку в его ушах, которую он слышал от момента, когда просыпался, до тех пор, пока не засыпал и в блаженном забвении снова. Один концерт для фортепиано тридцать лет назад, и до сих пор он не мог заглушить его. Дыхание Джульетты участилось. Она сделала последнюю отважную попытку побега, но Кингсли просто зажал ей руки за спиной и держал ее неподвижно. Он снова толкнулся, толкнулся мощно, и с содроганием кончил в нее, в то время как ее внутренние мышцы сжались вокруг него в оргазме, с которым она боролась прежде чем, наконец, сдаться ему.
Он задержался в ней и просто наслаждался блаженством момента, его бессодержательностью. Его народ так правильно назвал оргазм le petite morte, маленькая смерть. Он умирал в то время, пока был внутри нее, и высоко ценил такую смерть, ту свободу, те несколько секунд, когда он был освобожден от чар единственного человека в Преисподней, который носил ошейник, но не принадлежал никому.
В его размышления прорвался смех Джульетты. Он не смог сдержаться, поэтому присоединился к ней в ее посткоитальном веселье. Освободив ее руки, Кинг выскользнул из нее и откинулся на кровати, пока она расправляла одежду, прежде чем обессиленно упасть к нему на грудь.
- Ты напугал меня, monsieur. Я думала ты еще с le père.
- Я и хотел тебя напугать. И нет, он молится, je pense.
- Молится за что? - Джульетта обратила взгляд к Кингсли, и он погладил ее по щеке.
Его прекрасная Джульетта, его Джулс, его драгоценность. Он дорожил ею больше всех остальных. Только одного человека он любил сильнее. Но того, кого он любил сильнее, он и ненавидел с той же страстью. Он желал, чтобы математическим законам подчинялась математика его сердца, тогда это значило бы, что вместо его равных любви и ненависти он не чувствовал бы ничего.
- За его потерявшуюся зверушку. Она вернется к нему когда-нибудь. Я уверен.
Джульетта вздохнула и расслабилась.
- Но она не потерялась. - Джульетта поцеловала его грудь. - Она просто сорвалась с поводка.
Кингсли рассмеялся.
- Все гораздо хуже, mon amour. Его зверушка сбежала, и на этот раз у нее нет с собой ошейника.
Глава 3
Юг
До тех пор, пока родители Уесли ничего не будут знать о ней, все будет хорошо. Само собой они ничего о ней не слышали. С чего бы это им быть знакомыми с творчеством писательницы БДСМ эротики из Нью-Йорка? Ее книги хотя бы продаются в Кентукки? Нелепая мысль. Естественно они не слышали о ней. И все должно быть чертовски хорошо.
Нора вздохнула, когда они пересекли линию Мейсона-Диксона* возле города Хейгерстауна в штате Мэриленд, оказавшись на Юге. Ее желудок сжался несколькими часами позже, как только они пересекли государственную границу Кентукки. Что, ради всего святого, она делает в Кентукки?
После того, как она отделалась от шока, снова увидев Уесли, то попыталась уговорить его остаться с ней в ее доме в Коннектикуте. Но он был необычайно настойчив.
- Кентукки, - сказал он. - Пожалуйста. Я жил в твоем мире. Поживи и ты в моем.
Она, наконец, уступила, будучи неспособной устоять и не желая, снова увидеть в этих больших карих глазах печаль. Но она настояла на том, чтобы они ехали в разных машинах: он - в своем Мустанге, она - в Астон Мартин, доставленном ей Гриффином. Нора никогда не бралась за какое-либо дело без предварительно продуманных путей к отступлению. Она хорошо выучила этот урок, еще будучи профессиональной Госпожой. Ее заоблачные гонорары определялись не тем, что она просто была красивее или порочнее, других профи. Она трудилась так же, как и остальные ее "коллеги по цеху". Вместо того, чтобы работать в охраняемых, хорошо укомплектованных апартаментах, она ездила домой к своим клиентам, в их номера в отелях, куда-угодно, где они платили за ее визит. Тогда она шутила, что ее девизом было: Имеешь кнут, Готовься в путь. И ей приходилось путешествовать. Из Нью-Йорка до Нового Орлеана, от Мидтауна (центральная часть Нью-Йорка) до Ближнего Востока, она ездила куда бы не отправил ее Кингсли. И для собственной безопасности она опиралась на две вещи: ее известность как наиболее опасной Домины в мире и репутацию Кингсли, как последнего человека в Америке, которому хотели бы перейти дорогу. Ей всего лишь нужно было назвать свое или его имя и весь преступный мир ходил по струнке.
Теперь Нора молилась, чтобы там, куда она ехала, никто не слышал о ней. В особенности родители Уесли. Несомненно, будучи такими консервативными, какими их изобразил Уес, они никогда не были даже в разделе эротики в книжном магазине, и еще менее вероятно, что слышали имя Норы Сатерлин.
Но не помешало бы спросить. Она выудила телефон из сумки и набрала Уесли.
- Да, мы уже почти приехали, - ответил он, прежде чем она даже поздоровалась. Каждый час она названивала ему с одним и тем же вопросом "мы уже приехали?".
- На этот раз я звоню не по этому.
- Уверена?
- Неа. Ты никогда не говорил мне, что твои родители думают о моем визите в гости.
Нора включила поворотник, когда они повернули на съезд с 81.
- Они нормально относятся к моим гостям. Многие из моих друзей по колледжу приезжали на лето.
Нора поджала губы. Не будь Уесли в желтом Шелби Мустанге на две машины впереди нее, она бы смутила его своим взглядом.
- Хороший уход от ответа, малой.
- Все нормально.
Он рассмеялся, и Нора не смогла удержаться от улыбки. Боже, ей не хватало смеха этого мальчика на протяжении пятнадцати месяцев, пока они не видели друг друга, не общались. Отсутствие Уесли в ее жизни казалось пустотой, которую не в состоянии были заполнить ни секс, ни деньги, ни извращения, ни слава.
- Серьезно, Нор. Мои родители приятные люди. Им нравятся все мои друзья.
- Друзья. Ладно. Давай начнем с того, что представимся друзьями. Давай потренируемся. Ты скажешь: - Мaмаша, папаша…
- Ты опять перепутала мою семью с Уолтонами.*
- Тссс, Джон-Бой*, мы тренируемся. Ты говоришь им "Мама, папа, это моя подруга Нора. Я раньше работал ее личным помощником в Йорке. Она приехала погостить и не собирается доставлять вам никаких хлопот".
- Я не смогу произнести это с невозмутимым видом.
- Поэтому мы и практикуемся, Ваше Высочество.
Уесли застонал, и теперь настала очередь Норы смеяться над ним.
- Ты никогда не прекратишь это, верно?
Нора представила, как малой потирает лоб в умилительном разочаровании.
- Мне нравится это твое "Принц Кентукки". Очень сексуальный титул.
- Один глупый журналист назвал меня так в одной статье три года назад.
- Ага, в статье о том, как вы с принцем Гарри тусуетесь на Кентукки Дерби. С ума сойти, неужели он сейчас такой секси. Можешь подкинуть мне его номерок?
- Мы не общаемся с ним.
- Так значит, если ты принц Кентукки, - продолжала Нора, не желая упускать нить разговора, который заставлял Уесли быть таким восхитительно смущенным, - кто же принцесса? Ты обязан жениться на дочери губернатора или что-то в этом роде?
- Боже, надеюсь, что нет.
- Что? Разве она собака?
- Она очень милая девятилетняя девочка, - сказал Уесли. На небосклоне показались первые звезды. Такими темпами, они доберутся до дома Уеса только в течение часа. - Она так же приходится мне кузиной.
Теперь застонала Нора. Конечно, Уесли не может быть просто сыном богатых фермеров, занимающихся разведением лошадей. Он должен быть еще связан с губернатором, ко всему прочему. Ее бедный, с первого взгляда, стажер, не имеющий ни денег, ни связей, ничего... что еще она о нем не знала?
- Эй. Ты ведь знаешь, что говорят про Кентукки?
- Ты отвратительная.
- Твоя правда. Но еще я люблю побеждать.
Нора нажала на педаль газа и обогнала Мустанг Уесли. Тому видимо не понравилось, как лихо она его обставила на его же территории; посмотрев в зеркало заднего вида, Нора увидела, что машина Уесли ускорилась.