Иногда нам попадало за это, но потом уже совсем за нами контроль ослаб. Времена настали такие тяжелые. Матери наши выбивались из сил. Там где раньше работали, там не платили, а потом вообще пришлось им уйти с работы.
Напоследок им сунули в руки какие–то бумажки, сказали, что они теперь богаты, как ни когда, а это ваучеры, что выдавались по случаю приватизации. А ведь никакой приватизации и не было вовсе, они между собой поделили то, что вовсе не бумажками было, все более ценное, а им, всем тем, кто действительно работал годами, эти бумажки выдали, как в насмехательство за много лет труда на заводе. Оскорбились они, наши мамки! Обиделись!
Вот тогда–то мы и поняли с Жекой, что значит наши матери одинокие. Запили они на пару! А это что значит для нас, детей? Это означает, что утром уже и поесть нечего, то же в обед, а то и на целый день болтаешься с пустым животом, словно дохлый червяк, и тебя с голодухи мотает из стороны в сторону. Сил уже не стало совсем. А потом еще хуже дело пошло.
Сначала сама тетка Сашка, а потом и мать мою сманила. И они куда–то на целый день стали уходить.
Мы с Жекой сидим вместе у окна и ждем их, может, что принесут нам мамки в клювике?
А мамки наши приходили навеселе. И не всегда вдвоем, между прочим…
Тогда нас к кому–то в одну квартиру загоняли, и мы уже там сидим, злимся на то, что они сами без нас веселятся, жрут и пьют, наверное, там с мужиками. Их–то они угощали, точно, так мы считали. Но, как говориться, и нам кое–что перепадало.
Бывало, пораньше поутру вскочит кто–то из нас первой и тянет за собой в ту квартиру, где они в этот раз гуляли.
Осторожно дверь откроем и на цыпочках на кухню. Там всегда на столе что–то можно было съестное перехватить. Хотя, как правило, только и видишь окурки да огрызки, стаканы и пустые бутылки. Но все равно, что–то перехватывали: то кусочек недоеденной колбаски, то хлеба.
Но так продолжалось до тех пор, пока не случился с нами конфуз.
Конфуз
Пришли как–то раз, на кухне порядок наводим, своими лапками перебираем остатки, а в дверях смотрим, он стоит! Голый мужик! Совсем голый! И откуда он только взялся?
Я впервые таким их увидала. До этого все как–то не доводилось их голыми видеть. Хотя мы уже с Жекой пробовали подслушивать и даже подглядывать за тем, что у нас в доме происходило. Но то, что мы узнавали, нас как–то не задевало и не очень–то впечатляло, хотя забавно, конечно же было, то видеть. Вот мы тихонько пробрались на кухню, уж больно хотелось нам есть и не спалось от этого. И пока тихонечко петрушим закуску, вдруг слышим, как ее или моя мать начинает громко там в комнате охать и ахать. Мы даже переглянулись. Конечно же, мы понимали, чем они там занимались. А тут можно сказать случай представился все своими глазами увидеть. Жека мне.
- Я первая буду!
И толкает меня от двери. А потом ко мне поворачивается и шепчет.
- Вот оно как, оказывается….Иди, посмотри! Только тихо, не спугни…
В щелочку посмотрела, но увидела только его тощий и голый зад и то, как он им двигал, потом ноги в стороны у тетки, а потом уже они завалились, и я уже ничего больше не видела.
Потом дома мы с Жекой все обстоятельно обсуждаем.
И что и как у них при этом происходит. И врем друг дружке, конечно же, и наплетем такого бывало, чего было и быть не могло и уж того, что не могли даже видеть.
Но все равно, нам эти разговоры уже стали как сигарет затяжки.
Кстати мы уже потихонечку стали стрелять их. Сначала окурки какие–то со стола таскали и пробовали затянуться. А потом кашляли, и голова кружилась, а потом уже вроде бы как втянулись.
Помимо еды нам уже надо было и сигареты таскать. И мы их таскали! Сначала окурки, а потом уже лезли в чужие штаны за ними. Поначалу, правда, только парочку сигарет из пачки, а потом уже как–то и всю пачку стянули.
Забрались на чердак и дымили, рассуждая о том, что мы уже повзрослели и нам, пожалуй, тоже надо начинать на свой хлеб такими же делами зарабатывать.
Теперь мы с Жекой все время решали. Как? Как надо это делать?
А о том, что только так и никак иначе, мы уже не сомневались. Потому что у нас пример перед глазами наших мамок, у них уже деньжонки после того завелись и нам, по крайней мере, стало тоже кое–что перепадать. И на еду хватало, и даже на сигареты. И потом, приоделись они и нам, опять же что–то от них перепало из одежки.
Пару раз мы все хотели с ними переговорить об этом, но все никак не получалось. Боялись с их стороны репрессий.
К тому времени мы с Жекой уже ходили в училище, школу оставили в покое. А там такие же, как и мы. Все девки в группе озабоченные этим же. У нас только и разговоры, кто с кем и как. Хотя, по правде сказать, все было придумано и переврано до неузнаваемости.
Мы ведь еще глупые тогда были и зеленые, и если ходили в кино с мальчишкой каким–то, то потом говорили, что с ними спали. А если робко и неумело целовались, то потом всех уверяли, что уже живем с ним, как муж и жена. При этом каждой хотелось себя показать такой уже очень взрослой и опытной. Но точно знали, что даже как там у них все устроено, мы даже не представляли. Так, перчик да перчик, как у маленьких мальчиков, о которых нам их сестры в тайне рассказывали, когда за ними подсматривали. Правда, были и другие, но те поумней нас, и потому видели и молчали.
Ну, а тут случай такой, и на кухне перед нами этот голый мужик, встал и стоит в дверях.
И что интересно, ведь вроде бы на него смотрю, но вижу только то, что у него внизу между ног. И глаз оторвать своих не могу. Минуту, наверное, так и смотрели друг на друга, а потом он спокойно так говорит:
- Ну вот что девчонки, вы мне подходите, записывайте телефон. Ну же?
Продиктовал, а у меня даже руки затряслись, пока записывала, подумала тогда, что вот после этого у нас все и начнется….
Он после подошел к нам совсем близко, почесал там рукой, а потом выпил и вышел из кухни.
Мы скорее, скорее к выходу и быстрее к ней домой. Прибежали, друг на дружку смотреть боимся. Наверное, это то, что у меня все время болтается перед глазами и те слова, тоже и у нее.
Потом Жека первая.
- Ну и что ты думаешь обо всем этом? Может, согласимся и начнем уже?
- А как же….? - Хотела сказать, о матери и о том, что она ведь убьет, если узнает, но Жека меня перебивает.
- Так! Мать тут не причем. Поняла? У них своя свадьба, а у нас своя, поняла?
Начинаю ей возражать, а она все равно мне о своем же. Начинать надо и все.
И все время меня спрашивает, вместе или как?
А как не вместе? Все вместе и все время и даже к сексу подошли уже вместе. Но я ей говорю.
- Жека! Давай горячку не пороть, хорошо? Вот послушай, что я подумала. В этом деле сейчас дикая конкуренция, как я поняла. Все словно с цепи сорвались, всем только и хочется, так же как и нам. И рыбку съесть и…
Но так нам нельзя. Вот посмотри, как у наших мамок все получилось. Они сначала как все, врозь пытались, а теперь? И шмотки у них, и пожрать, и все что надо. А почему так? Да потому, что они опытные. Понятно?
Твоя мамка целых одиннадцать лет прожила с папкой твоим, а моя, правда, только пять, но все равно, они уже сообразили, как надо с мужиками, и как свой бизнес вести. Поняла о чем это я?
- Нет, ничего не поняла? Причем здесь отец?
- А притом, что они уже знали, как надо с мужиками. Как надо их ублажить. Вот смотри. Лелька, помнишь из … - класса? Она вроде бы тоже начала, как и они, и моложе ведь их, а где сейчас? Чем закончила? А они, наши умницы, не стали на мелочи размениваться и стали все дуэтом. Поняла, как они выкарабкались?
- Ну, они же это? Они же близкие родственники.
- Да, и потому на эту замануху народ и полез. Вот и нам надо так же.
- Подожди, подожди. Что–то я не пойму тебя. Ты, что же предлагаешь вместе, вдвоем?
- Ну, да! Это матери наши сестры родные, а мы же двоюродные. Поняла?
- Ну и что с этого? Я, например, не хочу, чтобы ты со мной трахалась. Понятно?
- Это почему же так? Я что тебе не приятная?
- Ну, не знаю я. Не хочу и все! Ты как хочешь, а я с тобой не согласна. Одно дело когда мы вместе росли, и даже спали в одной кровати, а другое когда я должна с тобой… Нет! Не надо, извините. Так что твой план не подходит. Придумай что–то еще…
Спящая красавица
Не стала ее переубеждать, а все равно свой замысел стала воплощать. У матери видела несколько раз, как она прятала от меня какую–то бутылочку. Я к ней и так, и эдак. Что это говорю там у тебя? Что и почему ты прячешь?
Она мне рассказала, что они так придумали с теткой Сашкой, что как только мужик противный, то они ему подольют этой дряни и он бац, и на бок! И только на утро, говорит, очухивается. А мы ему такое рассказываем, что он потом так и не знает, за что же с него такие деньги слупили. Ничего ведь не помнит.
Вот и я решила, чтобы свой план воплотить, опою Жеку. Отлила себе из той бутылочки и стала ждать удобного случая. А она, как назло все говорит: надо, мол, к нему, этому мужику собираться пока он не передумал. Где говорит его телефон?
Я ей вру. Сказала, что оставила у матери, завтра найду и принесу. Даже поругались из–за этого. Вечером мы с ней остались одни. Телевизор посмотрели, но почему–то даже не разговаривали, видимо, она почувствовала, что я что–то против нее замыслила. А я все на кухне кручусь. Решила ей подлить этого зелья. А там, посмотрим.