- Юлька! Хватит меня за нос водить. Поняла? Я что же, по–твоему, не вижу, что ты что–то против меня замышляешь. А ну давай, колись и выкладывай! Признавайся, наверное, решила меня напоить и потом уже провести на мне свои эксперименты? Так что ли? Ну, я жду? Итак, слушаю тебя, отравительница.
Не стала я от нее скрывать. Села с ней рядом на диван, руку в свою взяла и говорю ей прямо глядя в глаза.
- Жека! Я больше не могу так. Я все время после нашего разговора, думаю и думаю о нас. Это плохо?
- Да нет, смотря что ты думаешь? Если опять о сексе со мной, так я тебе уже все сказала, может быть, ты что–то другое придумала? Так! А ну отвечай, сестрица двоюродная!
- Вот ты правильно сказала, двоюродная. Все равно же ведь родная. А что, не так разве?
- Ну так, так. Только я не пойму, к чему ты клонишь? Ну, допустим, что мы родные сестры и что из этого?
Я вдруг поняла, что если я ей сейчас не откроюсь и не скажу ей что–то такое, чего она не ждала, то мы уже с ней больше никогда не сможем остаться близкими и родными. Поэтому я ей, вдруг выпаливаю.
- Да, замыслила я. Но не против, а для тебя! Я хочу, чтобы ты меня узнала как можно ближе и чтобы я тоже пока об этом ничего не знала.
- Это как? Что ты такое плетешь? Что–то я не пойму о чем ты?
- А вот так! Я выпью такого зелья волшебного и как спящая красавица усну. А ты в это время будешь со мной.
- Что, что? Опять ты об этом? Ведь я же сказала тебе уже?
- Нет, ты меня послушай до конца! Ты можешь хоть раз меня выслушать и пойти мне навстречу? И потом я же прошу тебя, свою родную сестрицу!
- Не родную, а двоюродную.
- Ну хорошо, хорошо, пусть будет так, как ты говоришь. Ты мне больше ничего не говори, понятно! Вот я беру и пью. А потом завтра, ты мне, если захочешь, то сама все расскажешь. Ну все! Пока до завтра!
Беру и выпиваю у нее на глазах из бутылочки.
- Ты совсем сбрендила сестрица! Ну, если тебе этого хочется, так пей, пожалуйста! Пей и балдей.
А я уже почувствовала легкое головокружение и какую–то тяжесть, следом такую усталость. И уже хотела ей что–то сказать, как почувствовала, что у меня в висках кровь застучала и я, закрывая глаза, что–то от нее слышала сначала. А потом, все.
- Юлька! Сестрица, проснись! - Сквозь неясные контуры вижу расплывчато лицо Женьки.
- Уже утро сестрица. Пора вставать. Ну и как ты поспала?
Весь день я хожу, как побитая собака. Голова болит и состояние такое неопределенное. Женька ничего не говорит мне, но я все равно уже почувствовала в ее взгляде, в отношении ко мне какой–то сдвиг.
Неужели она воспользовалась моим состоянием? Неужели же она меня опробовала? Интересно, как она это делала?
Пока мылась под душем, то мне почудилось, что губочки натружены, как будто бы я ими наигралась. - Неужели она? Мелькнуло в голове. - Неужели мой план сработал. Вечером я снова.
- Женя ты не хочешь со мной ни о чем поговорить? Ты была со мной этой ночью?
- Иди ты знаешь куда, Юлька! Только не говори мне, что ты сегодня снова на ночь будешь в отключке. Ты что же? Наркоманкой становишься? Те тоже все время в отключке.
Я снова повторяя тот же трюк. На ее глазах выпиваю из бутылочки и при этом успеваю, пока не отключаюсь ей сказать, что у меня слегка губки натерты.
- Так что ты сестричка сегодня их не сильно–то дергай и не терзай, как вчера, а лучше займись…. И снова я в отключке.
- Юлька! Юлечка, проснись, сестрица! Ты в порядке? С тобой все хорошо? Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю пока. Ничего не могу понять. Вот же, как я отключилась! А ты со мной спала, или одна? - Задаю ей такой простой вопросик.
И тут я вижу, как Жека растерялась! Засуетилась, прячет глаза, буркнула что–то сердито и тут же вышла из комнаты. - Вот это да! План–то мой начинает действовать!
Я еще раз так изводила себя. Наконец–то я услышала от нее в одно утро.
- Юлечка! Родная моя, пора вставать деточка!
- Поцелуй меня родная! Мне хорошо было с тобой этой ночью. - Беру ее на понты. - Я хотела проснуться и все время ждала утра, чтобы тебя поблагодарить за все, что ты во сне делала мне приятное.
- Ты правда, так чувствовала? Ты что же, почти не спала, притворялась?
Вижу ее взволнованное лицо и блестящие, тревожные глаза. Она нервничает, схватила за чем–то уголок пододеяльника и крутит его, собирая в маленький жгутик.
- Я… я… - А потом она наваливается на меня, и сквозь слезы ее, слышу.
- Прости меня, родненькая, прости. Ты моя самая родная, самая, самая. Я дура! Нет, не перебивай меня, дай мне все сказать до конца!
Это она уже говорит, приподнявшись и рассматривая меня в упор. При этом я вижу, что она не на шутку растревожена и что в ее глазах появилось что–то такое, чего я ждала, сама не понимая, не веря себе, что увижу когда–нибудь это в ее глазах. Она секунду смотрит, а потом зарывается лицом рядом с моей головой в подушку и говорит оттуда глухо.
- Сначала я даже не знала, что мне с тобой делать. Ты завалилась, и мне даже показалось, что ты прямо не дышишь. Я даже стала слушать твое сердце, как оно стучит. Привалилась на тебя, обняла и вот тогда я поняла, что теперь я все могу сделать с тобой, что захочу.
Сначала потеребила тебя за нос. Очень даже смешно, между прочим. Потом стала трогать и рассматривать твое лицо. Просто сидела, голову твою на колени положила и рассматривала его. Всю, всю рассмотрела. Даже потянула за веко, мне показалось, что если ты притворяешься, то обязательно должна будешь сопротивляться мне. Но глазик твой раз и открылся! Потом на меня такое навалилось! Ты даже не можешь себе представить! Мне действительно захотелось всю тебя рассмотреть. Сначала я тебя раздела. Всю, всю! Раздела и рядом с собой уложила, как живую куклу, под одеяло. Потом…
Она приподняла голову и сквозь струйки, своих светлых волосиков смотрит мне прямо в глаза. Я молчу, она смотрит, а потом…
- Юлечка! Родненькая!
Ее губы горячие, коснулись лица. От нее сразу же пахнуло до боли знакомыми запахами ее волос, дыханием чуть с кислинкой, горячим, прерывистым. Она целует щеку, зачем–то кончик носа, щекотно, а потом…
Мы целовались час, два. За окнами уже стало темно, а мы все никак не могли оторваться от наших губ, лиц. При этом, то я, то она оказывались сверху, мы перекатывались по дивану, сцепившись в объятиях. Смеялись, целовались и крепко, безумно и сильно обнимались.
- Задушишь! - Шептала ей.
- Нет! Теперь не бойся, не задушу. Зацелую. Всю зацелую! - Шептала она и тут же надолго, мелкими поцелуями, горячими прикасаниями покрывала мое лицо. Справа, слева, обдавая меня своими чудными и неповторимыми запахами моего родного лица и дыхания.
В ту ночь я уже ничего не пила, можно сказать, находилась в сознании. Хотя все то, что происходило между нами, вряд ли можно было так назвать, скорее меня обуяло все то же безумное состояние, как будто бы я опилась тем зельем… Это самое правильное слово.
Миледи
Он ждал, это я сразу же отмечаю по его торопливым движениям, суетливым, ждущим и наглым немножечко взглядам. Открыл дверь и стоит, обрадовался, думаю, мужик, что к тебе сразу две бабы!
- Входите девчонки! Не снимайте обувь, так входите, прошу вас миледи…
Я еще на Жеку глянула.
- Что это за миледи? Чего это он? Тоже мне француз засра…..
- Да тише ты, тише дура. Ты что, Трех мушкетеров не читала?
- О чем спор? Ну что вы стоите, проходите, прошу вас миледи… - И ручку услужливо мне подает.
- А можно без этого?
- Без чего?
- Ну, без этих таких сравнений, мы же не дети, и потом эти миледи все, они же… они…как б…… при французском короле, а мы не такие…
- Кто, Кто они? Ой, не могу, ха–ха–ха! Ой, рассмешила… А ну еще раз скажи….
- Юлька! Ты б….. зачем меня в дурах выставляешь? Я же просила тебя…
- Так, одну уже знаю, как звать, а вот вторую красавицу…
- Евгения, а можно просто - Жека.
- Ну что же, Евгения и Юлия, милости прошу в мое жилище.
Проходим в комнату. Ничего, но сразу же, видно, что это жилище какого–то авантюриста или, по крайней мере, какого–то авангардиста. На полу шкура медведя, какая–то чашка с камнями, диван импортный, стеллаж с книгами под самый потолок и картины. На одной голая женщина в позе такой, что видны детали ее интимных мест, а на другой, пейзаж какой–то, очень пустынный и только сопки, да реденькие сосенки и сам хозяин с ружьем, в штормовке. Но красиво и необычно.
- А это…
- Это меня вот эта дама запечатлела, а это ее автопортрет, наверное, так можно сказать…
- Да, нет, наверное, авто, так это вам виднее, но не портрет, а скорее…
- Да нет же! Она сама так определила, и я ей так же, но она так сама назвала. Потому и автопортрет называется вот…
- И что? Это она сама? Сама себя рисовала в таком виде? Наверное, по памяти. - Добавляю. Потому что мне перед этой порнографией не очень - то уютно стоять. А вот Жека, как прилипла, уставилась, не оторвать. Я ее за руку и к себе на диван.
- Ну что, так понравилось, что ты взгляд оторвать не можешь, сравниваешь?
Она сразу же в краску.
- Сравниваешь, я же все вижу…
- Кто сравнивает и что? - Это уже наш мэн голос подает, входя из кухни с тарелками и бутылкой под мышкой.
- Ну, помогайте, миледи, угощаю, может и не по–королевски, но тем, что могу. Вы как к коньяку? Что, совсем никак? Нет, пивасика не держу, вообще не пью. Но если хотите, так я сейчас сбегаю…
- Да ладно уж. - Тянет недовольно Жека, можно ведь и без всего такого…
- А Вас как зовут? - Спрашиваю, протягивая рюмку.
- Зовите как все-Мамонт.