Мэри знала, что места в Шелби достанет только для ее сестер и их мужей; остальным родственникам и свойственникам придется довольствоваться "Синим кабаном" и другими приличными хартфордширскими гостиницами. Не то чтобы у нее было права голоса в подобных вопросах. Фиц, как всегда, будет заправлять всем, точно так же, как он по любому поводу связывался с разными людьми, служившими в мэноре Шелби в разных должностях, и приглядывал даже за такими мелочами, как выплата ей карманных денег. Фицуильям Дарси - центр каждой паутины, с которой соприкасался!
Это Фиц обеспечил, чтобы его теща была со всевозможным комфортом изолирована от всех ее дочерей, кроме Мэри, жертвенной козы; почему-то люди опасались его неудовольствия, даже когда, подобно Китти, они никак от него не зависели. Бедная мама изнывала от желания повидать Лидию, но так, ни разу с ней и не свиделась, а мимолетные визиты Китти прекратились давным-давно. Только Элизабет и Джейн продолжали посещать ее последние десять лет, но Джейн слишком часто пребывала в интересном положении, возбранявшем длинные поездки. Чтобы там ни было, в июне Элизабет непременно приезжала в Шелби и отвозила маму в Бат отдохнуть. Отдохнуть! Мэри отлично понимала, что главной целью была возможность дать ей, Мэри, отдохнуть от мамы. И, ах, какой же это всегда был отдых! Ведь Лиззи привозила с собой Чарли и оставляла его составить Мэри компанию. Никто и вообразить не мог, какие проказы устраивали они с Чарли, в какие игры играли, какие места посещали, что вытворяли! Бесспорно, совсем не то, чего ожидают от тетушек, старых дев, приглядывающих за племянниками.
Китти приехала из Лондона день спустя после смерти мамы, заплаканная, но достаточно спокойная. Выплакалась она в пути, сочувственно утешаемая мисс Олмерией Финчли, ее незаменимой компаньонкой благородного происхождения, которой придется обойтись раскладной кроватью в комнате Китти, решила Мэри.
- Китти это не понравится, но ей придется это проглотить, - сказала Мэри миссис Дженкинс.
С Китти Мэри постаралась быть тактичнее.
- Право слово, Китти, ты выглядишь элегантно, как никогда, - сказала она ей.
Зная, что это правда, леди Менедью распустила перышки.
- Ну, в сущности, это такой дар, - призналась она. - Милый Менедью сам был украшением общества и наслаждался моими успехами. Ну, конечно, Мэри, душечка, конечно, мне очень помогло, что я два года гостила у Лиззи в Пемберли, до того, как Луиза Хэрст вывезла меня в свет. Господи, эта дурнушка, ее дочка! - Китти захихикала. - Какое огорчение, когда блестящую партию сделала я.
- Разве не считалось, что для Менедью брак уже позади? - спросила Мэри, чья прямолинейность отточилась за семнадцать лет забот о маме.
- Ну да, годами, пожалуй, но ни в чем другом. Я привлекла его, говорил он, потому что была глиной, прямо-таки требовавшей стать бриллиантом чистейшей воды. Обворожительный мужчина, Менедью! Идеальный муж.
- Могу предположить.
- Хотя, - сказала Китти, развивая тему, - скончался он в самое подходящее время. Я уже завершила свое совершенствование, и это начало ему прискучивать.
- А любовь тут разве не участвовала? - спросила Мэри, никогда прежде не остававшаяся с сестрой наедине достаточно долго, чтобы удовлетворить свое любопытство.
- Господи, нет! Замужество обеспечивало очень приятное положение. Однако Менедью был моим господином. Я подчинялась каждому его распоряжению. Или прихоти. Тогда как жизнь вдовы - неиссякаемое блаженство. Ни распоряжений, ни прихотей, Олмерия Финчли ни в чем мне не перечит, и я имею доступ в самые лучшие дома, а также большой доход. - Она вытянула тонкую руку, чтобы виднее была отделка рукава - рюши, украшенные искусным узором из бус черного янтаря. - Мадам Беллем сумела закончить его, прежде чем я покинула Керзон-стрит, и еще три не менее восхитительных траурных платья. Теплые, но последний крик моды. - Ее голубые глаза, все еще влажные от последнего приступа слезливости, просияли. - Я опасаюсь только соперничества Джорджианы. Лиззи и Джейн, ты знаешь, одеваются бог знает как.
- Джейн, не спорю, Китти, но Лиззи? Я наслышана, что она - жемчужина Вестминстера.
Китти фыркнула.
- Вестминстер! И даже не палата лордов! Палата общин - ха! Нетрудно царствовать над кучкой нудных парламентариев, можешь мне поверить. Фицу нравится увешивать ее бриллиантами и рубинами, затягивать в парчу и бархат. Они, конечно, по-своему, недурны, но совершенно не модны. - Китти оценивающе оглядела Мэри. - Теперь, когда замечательный аптекарь Лиззи излечил тебя от гнойничков, а ее дантист убрал твой зуб, Мэри, ты выглядишь не менее авантажной, чем Элизабет. Жаль только, что уже поздно подыскать тебе твоего собственного лорда Менедью.
- Перспектива всю жизнь оставаться старой девой никогда не ввергала меня в отчаяние, а лицо - всего лишь лицо, - сказала Мэри спокойно. - Избавиться от болей и недомоганий - истинное благо, а все остальное - пустяки, не более.
- Моя дорогая Мэри, - шокированно сказала Китти, - очень хорошо, что ты выглядишь намного лучше теперь, когда мама умерла. Ты, возможно, не желаешь брака, но он куда более приятен, чем альтернатива. Разве что тебе хочется жить на побегушках у других людей, что обязательно случится, если ты переедешь в Пемберли или Бингли-Холл. Разумеется, Фиц так или иначе тебя обеспечит, но навряд ли этого хватит, чтобы позволить себе такую роскошь, как компаньонка или щегольской экипаж. Фиц человек холодный.
- Интересно, - сказала Мэри, предлагая кекс. - Твоя оценка его характера почти совпадает с моей. Он тратит свое состояние по необходимости. Благотворительность для него просто слово из словаря и ничего больше. Значительнейшая часть ошеломляющей суммы, которую он потратил на нас, Беннетов, тратилась, чтобы заглаживать неловкие положения, начиная от Джорджа Уикхема и кончая мамой. Теперь, когда мамы больше нет, сомневаюсь, что он будет столь же щедр ко мне. Особенно, - добавила она, когда непрошеная мысль вторглась в ее сознание, - если мое лицо больше не клеймит меня, как подобает достойной тетушке, старой деве.
- Я знаю, сэр Питер Камерон подыскивает жену, - сказала Китти, - и я думаю, он тебе подходит: не нуждается в большом приданом, книгочей и добряк.
- И думать не смей! Хотя не скажу, что Пемберли или Бингли-Холл так уж меня манят. Лиззи много плачет, говорил мне Чарли; они с Фицем почти не видятся с тех пор, как он стал переднескамеечником. А когда они вместе, он с ней холоден.
- Милый Чарли! - воскликнула Китти.
- Готова повторить.
- Фиц ею не любит, - сказала Китти с редкой для нее проницательностью. - Он слишком мягок.
- Я бы сказала, что Фиц слишком черств, - отрезала Мэри. - Более доброго, более чуткого молодого человека, чем Чарли, не существует.
- Да, сестрица, я согласна, но джентльмены относятся к своим сыновьям своеобразно. Как бы они ни оплакивали пристрастия к вину, к картам, костям и беспутным женщинам, в глубине души они считают такие развлечения грехами юности, которые останутся в прошлом. К тому же эта подлая крыса Каролина Бингли клевещет на Чарли, давно сообразив, что он - ахиллесова пята Фица.
Пора сменить тему, подумала Мэри. Не годилось смешивать ощущение потери с несравненно более важным горем, ее любовью к Чарли.
- Завтра можно ожидать Коллинзов.
- О Господи! - простонала Китти, затем хихикнула. - Помнишь, как ты сохла из-за этого мерзкого человека? Нет, ты правда была жалчайшей тряпкой в те дни, Мэри. Что заставило тебя перемениться? Или ты все еще вздыхаешь по мистеру Коллинзу?
- Ну, нет! Время и недостаток, чем заняться, исцелили меня. Есть лишь столько-то лет, которые можно растратить на глупости, а после того, как Чарли приехал погостить в первый раз, я начала понимать ошибки моего поведения. То есть, - честно признала Мэри, - Чарли показал их мне. Он просто спросил, почему у меня нет собственных мыслей, и подивился этому. В десять-то лет! Он взял с меня обещание бросить читать христианские, как он их назвал, книги ради великих мыслей. Таких мыслей, сказал он, которые заставят заработать мой ум. Даже тогда он был безбожником, знаешь ли. Когда мистер и миссис Коллинз наносили визиты, он их жалел. Мистера Коллинза за его непроходимое невежество и глупость, а Шарлотту за ее решимость представлять мистера Коллинза в более выгодном свете. - Улыбка Лиззи на лице Мэри, теплая, любящая, чуть лукавая. - Да, Китти, можешь поблагодарить Чарли за то, что ты видишь сегодня, даже за гнойнички и зуб. Это он спросил свою мать, что можно с ними сделать.
- Ну, так жалею, что не знаю его получше. А он ничего не говорил о твоем пении? - поддразнила Китти.
В ответ раздался искренний смех.
- Ну, конечно! Только Чарли никогда не оставляет человека в огорчении. Сказав мне, что я не пою, а визжу, пение посоветовал предоставить соловьям, и весь день заверял меня, что на фортепьяно я играю не хуже, чем герр Бетховен.
- А это кто? - спросила Китти, наморщив лоб.
- Немец. Чарли слушал его в Вене, когда Фиц старался обуздать Бонапарта. Я сыграю тебе кое-что из его не очень сложных вещей. Чарли никогда не забывает прислать мне кипу новых нот к моему дню рождения.
- Чарли, Чарли, Чарли! До чего же ты его любишь!
- До безумия, - сказала Мэри. - Видишь ли, Китти, он был добр ко мне на протяжении стольких лет. Его визиты озаряют мою жизнь.
- Когда ты говоришь в таком тоне, признаюсь, я чуточку завидую. Мэри, душечка, ты так изменилась!