Коляска покатила; ни минутой позже детина, привалившийся к стене поблизости, уже скакал на своем черном породистом коне позади нее. Не совсем как телохранитель или эскорт, но каким-то образом сопровождая ее. Тем не менее мистер Уайльд подозревал, что сама мисс Беннет об этом не знает.
Надо было написать письмо мистеру Дарси и безотлагательно. Со вздохом мистер Уайльд сел за стол. Но он еще не обмакнул перо в чернильницу, как приободрился: она же будет всю зиму жить в городе… Но как обойти тот факт, что жить она будет одна? Никаких джентльменов с визитами. Не обделенный находчивостью мистер Уайльд мысленно перебрал всех их общих знакомых и пришел к выводу, что мисс Беннет будут приглашать на всевозможные приемы и званые обеды. Празднества, на которых можно искать встречи со своей возлюбленной, не укладывающейся ни в какие мерки.
Приятный молодой человек мистер Роберт Уайльд, но узколобый - такой вердикт вынесла мисс Мэри Беннет, пока коляска катила вперед. Еще один прислужник Фица, это само собой разумеется, но не лизоблюд. В животе у нее забурчало; она проголодалась и предвкушала обильный чай взамен второго завтрака. Как легко это было! Настаивать на своих правах, вот и все, что потребовалось. И как удачно, что она имела образчик для своего поведения в великом мастере этого искусства Фицуильяме Дарси. Говори тоном, не терпящим возражений, и даже мистер Уайльд не устоял.
Мысль эта, наверное, присутствовала во все времена, но Мэри осознала ее только нынче утром во время разговора в библиотеке. "Так чего же вы хотите?" - спросил выведенный из себя Фиц. И вот, когда она заговорила о потребности иметь цель, делать что-то полезное, она уже поняла. Если многие глаза Аргуса способны видеть каждый гниющий английский закоулок, то два смиренных глаза его ученицы Мэри Беннет могут засвидетельствовать все обманы и подлости, о которых он пишет столь кратко, и изложить то, что она увидела, гораздо подробнее, чем он. Я напишу книгу, поклялась она, но не трехтомный роман о глупых девчонках, томящихся в темницах замков. Я напишу о лжи, язвах, разъедающих все уголки Англии - нищета, детский труд, заработки, на которые невозможно прожить. Снаружи мелькали красоты пейзажа, но она их не видела. Мэри Беннет была слишком занята своими мыслями. Они обрекают нас вышивать, приклеивать вырезанные картинки на экраны или столы, барабанить по клавишам фортепиано или бренчать на арфе, марать акварелями злополучную бумагу, читать респектабельные книги (включая трехтомные романы) и посещать церковь. А если обстоятельства нашего рождения делают недосягаемыми столь приятные занятия, мы моем полы, стряпаем, притаскиваем уголь или дрова для камина, надеясь объедками с барского стола скрасить наши краюшки, смазанные топленым жиром. Бог был милостив и избавил меня от черной работы, но Ему не нужны мои вышитые чехлы на кресла или безвкусные картинки. Мы тоже Его создания, и не все из нас предназначены рожать детей. Если брак не наш удел, значит, должно быть что-то не менее важное.
Это мужчины, те, кто правит; мужчины, те, кто обладает подлинной независимостью. Даже самый жалкий и непотребный мужчина понятия не имеет, насколько безотрадна женская жизнь. Ну, у меня за плечами тридцать восемь лет, и я кончаю угождать мужчинам, начиная с этого утра. Я намерена написать книгу, от которой волосы Фицуильяма Дарси встанут дыбом куда выше, чем от моего пения. Я намерена показать этому нестерпимому образчику мужского пола, что зависимость от его благодеяний - анафема.
Когда она вошла в гостиную, огонь в камине ревел, и минуту спустя появилась миссис Дженкинс с чайным подносом.
- Чудесно! - сказала Мэри, садясь в кресло своей матери без малейшего содрогания. - Плюшки, фруктовый бисквит, яблочные тарталетки - ничего лучше я и вообразить не могла. Прошу, не хлопочите с обедом. Мне будет довольно чая и всех этих прелестей.
- Но ваш обед уже готовится, мисс Мэри!
- Так съешьте его сами. "Вестминстер кроникл" доставили?
- Да, мисс Мэри.
- О! И, кстати, миссис Дженкинс, я предполагаю съехать за неделю до Рождества. Это обеспечит вам и Дженкинсам достаточно времени, чтобы подготовить дом к приезду мистера и миссис Эпплби.
Онемев, миссис Дженкинс, пошатываясь, вышла из комнаты.
После шести плюшек, двух яблочных тарталеток и двух ломтей бисквита, Мэри допила четвертую чашку чая и развернула тонкие страницы "Вестминстер кроникл". Игнорируя обычное дамское меню придворных новостей и некрологов, она занялась письмами, знаменитой и выдающейся особенностью этой насквозь политической газеты. А! Вот оно! Новое письмо Аргуса. Жадно его поглощая, Мэри обнаружила, что автор обличает поголовную высылку ирландцев в Новый Южный Уэльс.
"У них нет еды, а потому они ее крадут, - закруглил Аргус. - А когда их хватают, английский судья приговаривает их к семи годам ссылки, прекрасно зная, что им будет не по карману вернуться на родину. У них нет одежды, а потому они крадут ее. А когда их хватают, то карают точно так же. Ссылка не просто не гуманна, но бесчеловечна. Ссылка на всю жизнь вдали от светло-зеленых лугов Ирландии. Говорю вам, пэры палаты лордов, члены палаты общин, что ссылка - гнусность, которой необходимо положить конец. Как должно прекратиться и это бессмысленное преследование ирландцев. И зло это не ограничено одной Ирландией. Наши английские тюрьмы были опорожнены, наши собственные несчастные нищие арестанты отсылаются в дальнюю даль. Хогарт не узнал бы улицу Джина, настолько ее обезлюдели. Вновь говорю вам, пэры палаты лордов и члены палаты общин, откажитесь от этого дешевого способа избавлять нашу страну от бед! Подобное избавление от них столь же окончательно, как могила, и столь же отвратительно. Не существует мужчины, женщины или ребенка настолько порочных, чтобы отправить его или ее в вечную ссылку. Семь лет? Замените их на семьдесят! Так или иначе, они все равно не вернутся на родину".
Когда Мэри положила газету, ее глаза сияли. Обличения Аргуса законов о ссылке и тому подобном не зажигали ее так, как его диатрибы против богаделен, работных домов, сиротских приютов, фабрик и рудников, но ее всегда зажигала его пламенная страстность, какой бы ни была тема. И обеспеченные люди не могут долее его игнорировать. Аргус вступил в ряды других борцов за социальную справедливость, широко читался и обсуждался от Твида до Лэндс-Энда. В Англии расцветала новая нравственная совесть отчасти благодаря Аргусу.
Почему и я не могу внести свой вклад, спросила она себя. Это Аргус открыл мне глаза - в тот же день, когда я прочла его первое письмо, я обратилась в его веру. Теперь, когда я освободилась от своего долга, я могу устремиться в битву против злокачественных язв, которые разъедают самую плоть Англии. Я слышала, как мои племянники и племянницы говорят с нищими - они так и к бездомной собачонке не обратились бы. Только Чарли понимает, но не в его характере рваться в бой.
Да, я буду путешествовать, воочию наблюдая беды Англии, напишу мою книгу и заплачу за ее опубликование. Издатели платят дамам, которые пишут трехтомные романы, но не авторам серьезных книг. Так сказала миссис Роутри в тот раз, когда выступила с лекцией в Хартфордской библиотеке. Миссис Роутри пишет трехтомные романы и не питает уважения к серьезным книгам. Их, сообщила она нам, оплачивают сами авторы, и издание обходится им в девять тысяч фунтов или около того. Это примерно все, что у меня есть, но достаточно, чтобы моя книга была издана. Что за важность, если мои деньги будут исчерпаны! Я появлюсь у дверей Фица и потребую приюта, который он предложил? Оно того стоило бы! Но Фиц, уж конечно, измыслит способ помешать мне тратить мои деньги, если они вложены в какие-то ценные бумаги, а потому я испущу вздох облегчения, когда они будут благополучно вложены в банк на мое имя.
"Милый Чарли, - села она писать своему племяннику на следующее утро. - Я намерена написать книгу! Я знаю, что моя проза оставляет желать лучшего, но, помнится, ты раза два говорил, что я владею словами. Пожалуй, не как доктор Джонсон или мистер Гиббон, однако, прочитав столько книг, я убедилась, что умею выражать свои мысли с легкостью. Беда крылась в осознании, что до сих пор ни одна из моих мыслей не была достойна запечатления на бумаге. Но это позади! У меня есть тема, которая увенчает лаврами и самое смиренное перо.
Я собираюсь написать книгу. Нет, милый мальчик, не глупый роман в духе миссис Бёрни или миссис Радклиф. Это должен быть серьезный труд о бедах Англии. Заголовок, я думаю, будет именно таким: "Беды Англии". Какую помощь ты мне оказывал! Разве не ты сказал, что прежде, чем что-либо принесет плоды, необходимо провести все возможные изыскания. Я знаю, ты подразумевал Prolegomena ad Homerum, но для меня это подразумевает обследование сиротских приютов, фабрик, богаделен, рудников - тысячу и одно место, где наши собственные английские люди живут в нищете и обездоленности по той лишь причине, что неразумно выбрали своих родителей. Ты помнишь, как сказал это про уличных оборвышей в Меритоне?
Такой изящный афоризм и такой верный! Будь у нас подобная возможность, разве бы не все выбирали в отцы королей и герцогов, а не углекопов или безработных на иждивении прихода?
Как было бы замечательно, если бы, ведя свои исследования, я вышла бы на какого-нибудь важного и аристократического персонажа, который по уши погряз в преступлениях и эксплуатации? Выпади мне такая удача, я, не дрогнув, опубликовала бы главу о нем с его августейшим именем полностью.