Глава 6
Ревелс-Хаус
24 февраля 1784 года
На следующее утро погода поменялась. Вместе с этой переменой запах в доме стал сильнее и превратился в настоящее зловоние - настолько сильное, что от него было невозможно спастись, оно хватало человека за горло и гнало его прочь из помещения, на улицу. Не сказать бы, что Симеон никогда не чувствовал такой и даже более сильной вони, однако он никак не ожидал, что она будет стоять в его собственном жилище.
Проведя пятерней по волосам, Симеон посмотрел на Годфри.
- Что это такое, черт возьми?
- Ты имеешь в виду уборную? - уточнил Годфри.
- Я знаю, что это. - Ему ужасно хотелось призвать на помощь сарказм, но он слишком устал.
Наклонившись, Годфри заглянул в отверстие.
- Чудовищный запах, - сказал он. - Ненавижу уборные в нашем доме. Между прочим, в уборной для слуг, которая находится за огородом, гораздо лучше.
- Ты хочешь сказать, что все уборные в доме в таком состоянии?
- Да, - кивнул Годфри. - И вонь становится еще хуже, когда на улице влажно или идет дождь. Понюхал бы ты, чем тут пахнет после десятидневного дождя.
- Но тут же ничего не работает, - безучастным тоном проговорил Симеон. - Все необходимо прочистить.
Похоже, Годфри это даже в голову никогда не приходило.
- Не думаю, что Хонейдью отправит сюда кого-то из слуг, - сказал он. - Они же могут не вернуться. Ты знаешь, как мы платим лакеям?
Симеон вздохнул. Ему было отлично известно, сколько нужно заплатить слуге за годовую работу, а в поместье Козуэев им платили едва ли половину этой суммы.
- Лакеи такими вещами не занимаются, - промолвил он. - Возможно, это дело кузнеца или жестянщика.
- Жестянщика? - Казалось, Годфри эти слова просто ошеломили. Без сомнения, ни один из представителей этих профессий долгие годы не прикасался к их горшкам.
- Нам нужна помощь. - Похоже, придется отложить венчание до весны. Симеон снова запустил руку в волосы. Одному Богу известно, что Исидора скажет, услышав такую весть. Не может же он сообщить ей, что его мать стала настолько прижимистой, что уборные в их доме не чистили со времен старой доброй королевы Бесс.
- Так ты считаешь, - неуверенно заговорил Годфри, - что мы вообще-то могли бы иметь нормальные уборные в доме? Ты помнишь Оглеторпов из соседнего графства? Руперт показывал мне их новую уборную. Она из мрамора. Я хочу сказать, не могли бы мы позволить себе что-нибудь в этом же роде да еще и с водопроводом?
Симеон вышел из уборной.
- Годфри, если хочешь, мы можем весь дом отделать мрамором, - сказал он.
Его брат был в том возрасте, когда ноги составляют половину длины всего тела. Он быстро засеменил рядом с Симеоном.
- Что ты имеешь в виду? - поинтересовался он.
- У нас огромное голодающее поместье, - промолвил Симеон, опуская глаза на младшего брата.
Глаза Годфри округлились, рот открылся.
- Мама говорила, что мы никогда не должны обсуждать такие вещи, - сказал он.
- Почему?
- Это неприлично.
- А прилично позволить дому барахтаться в помоях, как свинье в летний день? - бросил Симеон. Он не мог критиковать герцогиню в лицо и не мог ругать ее при брате-подростке. Но на факты он указать мог. - Вообще-то наше поместье способно приносить большой доход. Мои путешествия увеличили наше состояние вдвое. Так что мы можем провести водопровод в каждую комнату, хотя я и не уверен, что в этом есть необходимость.
Годфри споткнулся и едва не упал.
Симеон остановился.
- Кстати, а почему ты не в Итоне? - спросил он.
- Мы не можем себе этого позволить, - ответил Годфри. - Я учусь сам с тех пор, как мама уволила моего наставника.
- Что?! Черт!
Оставив оторопелого Годфри в коридоре раздумывать над тем, что он отправится в Итон в конце учебного года, Симеон вернулся в кабинет и сел за стол. Перед ним лежало письмо от мистера Пегга с просьбой оплатить работу, которую он выполнил между 1775-м и 1780 годами. Мистер Пегг подковывал лошадей герцога и отлично чинил кареты. Все Пегги на протяжении долгих лет служили Козуэям, но Симеон опасался, что теперь он не сможет упросить их…
Схватив письмо, он направился наверх, в гостиную матери. И терпеливо прошел все затейливые церемонии, предваряющие обыденный разговор: поклон, поцелуи, просьбу присесть и т. д.
- Ваша светлость… - начал он.
Мать подняла руку.
- Тему для разговора должна выбирать леди, Козуэй, - объявила она.
Симеон стиснул зубы.
- Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что будешь вести себя как подобает, иначе твоя жена может испугаться всех этих твоих странностей, - сказала герцогиня.
- Сделаю все, что могу, - сухо проговорил Симеон. - Завтра я собираюсь поехать в Лондон и извиниться перед ней: боюсь, праздничную церемонию по поводу нашего венчания придется отложить.
- Я отправлю с тобой письмо, - промолвила мать. - Я сообщу ей, что ты переболел мозговой лихорадкой. И ты окажешь мне услугу, если подтвердишь мои слова.
Симеон недоуменно заморгал.
- Мозговой лихорадкой? - переспросил он.
- Ну да, - кивнула герцогиня. - Всем известно, что за границей люди часто болеют мозговой лихорадкой. И это может многое объяснить. - Она наклонилась вперед. - Твоя жена - добрая женщина. Да, не стану спорить: нам было трудно ужиться с ней в одном доме. Она упряма и порой дерзка, да к тому же имеет странную привычку петь. Я пришла к выводу, что мне нелегко, когда она рядом. Однако я уверена, что теперь, когда она стала старше, все будет иначе.
- Мозговой лихорадкой? - повторил Симеон.
- Этим можно объяснить все в тебе, - сказала она. И любезно добавила: - Все. В тебе. - При этом герцогиня взмахнула рукой.
- Во мне?..
- Только посмотри на себя, Козуэй! Ты ничуть не похож на герцога. Выглядишь как какой-то младший управляющий. В тебе нет ничего от истинного аристократа. У тебя черные круги под глазами, а на манжете чернильное пятно. Ты не носишь парик, не пудришь волосы, ты одеваешься неподобающим образом. Да, мне удалось заставить тебя соблюдать правила приличия, когда ты ко мне приходишь, однако я не дурочка какая-нибудь и понимаю, что перед другими ты едва ли устроишь такое же собачье шоу. Иными словами, для того, чтобы вывести тебя в свет, мне необходима какая-то история про тебя. - Герцогиня наклонилась вперед, при этом на всю комнату раздался треск китового уса. - Ты уверен, что не перенес мозговую лихорадку, Козуэй?
Хорошо бы на его месте сейчас оказался Валамксепа, подумал Симеон. Было бы интересно увидеть, что сделает гуру для того, чтобы сохранить спокойствие. В конце концов, чем больше он стал думать об этом человеке, тем чаще ему приходило в голову, что тот разрабатывал свое учение, сидя в шатре. Шатер был чудесным и чистым, к тому же в нем не было ни единой герцогини. В таких условиях нетрудно сдерживать гнев.
- Нет, мама, - процедил Симеон сквозь зубы. - Мне повезло, я не подхватил лихорадку. Все дело в том, что я именно таков, каким ты меня видишь.
- М-да… Так я и думала. - Наступила зловещая пауза. - Поэтому и считаю, что мозговой лихорадкой можно было бы все объяснить.
- Не было у меня никакой мозговой лихорадки!
- Зато теперь есть! - Она указала на стопку запечатанных писем. - Я всем рассказала о состоянии твоего драгоценного здоровья. И хочу, чтобы ты заранее оплатил доставку этих писем, так тебе же будет удобнее. Мои знакомые будут добры к тебе, Козуэй. Знатные люди всегда добры друг к другу.
- Мама, ты можешь объяснить мне, почему счет мистера Пегга, который подковывал наших лошадей и всегда следил за нашими же каретами, так и не был оплачен?
- Пегга? Какого еще Пегга? Кто это?
- Пегги несколько поколений служили кузнецами у герцогов Козуэев, так он, во всяком случае, мне сказал.
- Ах, он тебе это сказал! - усмехнулась герцогиня с видом кошки, готовящейся наброситься на мышь. - Вот оно в чем дело! Все они так говорят, все! И не вздумай ему платить! Пусть сначала покажет тебе свою работу, а до этого не давай ему ни пенни!
- Работа была выполнена четыре года назад, - сказал Симеон.
- Вот что я тебе скажу: если кузнец поработал на совесть, то он может продемонстрировать свою работу и через четыре года, и через пять, и даже через десять! А если он сделал что-то спустя рукава, то нечего ему и платить! Не за что!
- Если ты позволишь, мама, мне нужно вернуться в кабинет.
- Нет, не позволю, я еще не закончила разговор, - заявила она. - Хонейдью сообщил мне, что тебе что-то не нравится в наших уборных.
- Да! Из них воняет!
Герцогиня закипела от негодования, но теперь настала очередь Симеона поднимать руку.
- Они смердят, мама! А все потому, что отец устроил в доме несколько уборных, но ни разу не приказывал чистить их. Я уверен, что трубы лопнули уже много лет назад. Вода не может протекать через них, потому что их необходимо регулярно прочищать.
Лицо герцогини напряглось от ярости.
- Герцог делал все так, как следует! - выкрикнула она.
- Он должен был следить за тем, чтобы трубы чистили раз в год. Хонейдью сказал мне, что отец считал это бессмысленной тратой денег. Не понимаю почему. Зато теперь в результате этого весь дом наполнен отвратительной вонью. Господи, да в герцогском доме стоит более сильное зловоние, чем в бомбейских трущобах!
- Ты не имеешь права разговаривать со мной таким тоном! Герцог провел водопровод в дом из самых лучших побуждений. Но оказалось, что трубы сделаны из плохого материала, который чуть ли не сразу рассыпался.