- Прошу вас присесть, мистер Киннэрд. Простите меня за резкое приветствие. Дело в том, что я серьезно обеспокоен состоянием дел в поместье Ревелс-Хаус.
- Это вполне понятно, - довольно неожиданно заявил Киннэрд.
- Могли бы вы объяснить мне, где можно найти те ткани и другие вещи, которые я много лет кряду отсылал своей матери? - спросил Симеон.
- На восточном складе в Саутуорке, - с готовностью ответил Киннэрд. Вытащив из кармана маленькую черную записную книжку, он открыл ее. - В первый раз вы прислали товары из Индии в 1776 году, ваша светлость. Их сложили на верхние полки склада. По мере прибытия товары переписывали и складывали на такие же стеллажи. В 1779 году мы купили еще один склад, который более тщательно охранялся. Его караулят круглосуточно, все товары сухие, не заражены паразитами.
- Там находятся и камни, и все остальные товары, кроме тканей? - полюбопытствовал Симеон.
- Бриллианты мы получали дважды: они прибыли в Англию в марте 1781 года и в ноябре 1783-го. Ни в одном случае я не счел, что их безопасно хранить на складе. Эти камни я отправил в хранилище лондонского банка "Хоарз". Вот тут у меня депозитные счета, подписанные банковским управляющим, мной и капитанами судов, на которых прибыл груз.
- Мистер Киннэрд, я недооценивал вас, - сказал Симеон. - Признаюсь, что когда я вошел в дом и увидел, в каком он состоянии, мне пришло на ум самое худшее.
Киннэрд огляделся по сторонам.
- Я не могу обижаться на вас, ваша светлость, - кивнул он. - Дело в том, что вдовствующая герцогиня не одобряла мои визиты и не пользовалась теми вещами, которые вы ей присылали. Если вы посмотрите на мои списки, то увидите, что я отправлял полученные от вас сундуки на склад.
Симеон напряженно выпрямился.
- Она объясняла чем-то свое поведение?
- Она весьма упряма, ваша светлость. Я заметил, что такое часто бывает с пожилыми дамами. Возможно, Индия и Африка кажутся ей слишком далекими.
- Насколько я понимаю, она не позволяла вам выполнять свои деловые обязанности, касающиеся ее, учитывая… - Симеон обвел рукой бумаги на столе, - то, сколько документов тут скопилось.
- Нет, ваша светлость, - помотал головой Киннэрд. - Герцогиня сообщила мне, что она продолжит вести дела точно так же, как это делал ваш отец. Я сообщил вам об этом в своем письме, ваша светлость.
- Я получал не все письма, - покачал головой Симеон, опустив невидящий взор на стопки бумаг, которыми был завален отцовский стол.
- Да, ваша светлость, разумеется.
- Что ж, мистер Киннэрд, могу я попросить вас вернуться в Лондон и отправить мне все товары, которые я прислал в качестве подарков? - спросил Симеон. - Отправляйте их прямо сюда. А я займусь оплатой всех просроченных счетов.
Киннэрд откашлялся.
- Я хочу проинформировать вас, ваша светлость, что мистер Хонейдью временами отправлял мне срочные счета, нуждающиеся в оплате, и я позаботился о них.
- Вы хотите сказать, что он воровал их с этого стола и оправлял вам в Лондон?
- Благодаря этому тут можно было вести хозяйство, ваша светлость, - сказал Киннэрд.
Симеону было нелегко согласиться с тем, что мать потеряла рассудок.
- Очень хорошо, Киннэрд, - кивнул он и спросил: - После смерти отца слугам повышали жалованье?
- Нет, милорд. Не повышали даже за несколько лет до этого печального события. Однако я взял на себя смелость делать каждому из них презент в день рождественских подарков, так что выходило, что их жалованье более или менее уравнивалось с тем, какое обычно платят слугам сегодня. И вновь хочу заметить, что это было бы невозможно без неоценимой помощи мистера Хонейдью.
- Как и без вашей, мистер Киннэрд.
- Благодарю вас, ваша светлость.
Симеону хотелось еще раз побегать, однако вместо этого он направился в покои матери и постучал в дверь.
Герцогиня сидела у окна перед небольшим секретером. У Симеона сердце упало, когда он увидел, что и ее стол завален бумагами.
Как она и требовала, он ей поклонился, подождал, пока она протянет ему руку, поцеловал ее, а затем подождал, когда она поудобнее устроится в своем кресле и предложит ему сесть.
Несмотря на то что они находились за городом и не ожидали утренних визитеров, на герцогине был высокий напудренный парик, украшенный крупными жемчужинами.
- Полагаю, ты явился для того, чтобы извиниться передо мной, - сказала она, складывая на груди руки. - Именно так должен поступить сын своего отца.
Когда голос матери стал таким высоким и дрожащим? Когда она стала слегка прихрамывать? Когда так сильно постарела?!
- Мама… - начал было Симеон.
Герцогиня предостерегающе подняла руку.
- Не понимаю, с какой стати ты, герцог, должен обращаться ко мне как школьник?
- Ваша светлость, - поправился Симеон, - меня беспокоит состояние документов в отцовском кабинете.
- Вот об этом как раз можешь не тревожиться, - промолвила она, награждая его милостивой улыбкой. - Я постоянно обо всем забочусь. Меня еще в детстве научили управлять делами в большом поместье, так что с тех пор, как твой отец скончался, я без труда веду дела. В каждом случае я отдавала необходимые распоряжения Хонейдью, так что ты можешь посмотреть все его записи.
- Я увидел много неоплаченных счетов, - заметил Симеон.
- Ну да, я не оплачивала те счета, которые сочла абсурдными, - заявила мать.
- Возможно, я не совсем понимаю, что происходит. К примеру, местному свечнику, кажется, не платили больше года.
- Совершенно верно. Но объясни мне, пожалуйста, каким это образом мы могли сжечь двести сальных свечей? Я, знаешь ли, выступаю в роли опекуна твоего же поместья и не могла допустить, чтобы тебя продолжали водить за нос! Одно из двух: либо слуги крали свечи, либо свечник нас обманывал. Как бы там ни было, счет не будет оплачен до тех пор, пока у меня не появится уверенность в том, что все правильно. Твой отец был очень тверд - очень, можешь мне поверить, - когда дело касалось воровства. Он терпеть не мог воров!
- Ну конечно, - пробормотал Симеон. - А не знаете ли вы, матушка, почему он не оплачивал счета поместья? Я увидел в кабинете целые стопки неоплаченных счетов, которые приходили еще задолго до его смерти.
- Неоплаченными оставались только счета воров, - пренебрежительным тоном проговорила герцогиня. - Они дважды нас обманывали - и все из-за нашего титула. Они считают, что воровство сойдет им с рук, потому что наше герцогство все уважают.
Вот в этом Симеон как раз сомневался. Более того, у него были подозрения, что большинство людей, живущих неподалеку, старались не иметь с его семьей дела, потому что знали; что оплаты, возможно, придется дожидаться годами.
- Ну а теперь… я готова услышать твои извинения. - Она выжидающе посмотрела на сына.
Симеон никак не мог понять, за что же именно он должен перед ней извиниться. Он откашлялся.
- Как ты похож на отца! - воскликнула герцогиня. - Вечно мне приходилось учить его, что надо говорить в подобных случаях. Ты же пришел ко мне, чтобы извиниться за то, что самым бесстыдным образом показал свои голые ноги не только мне, но и домашней прислуге. А эти люди, между прочим, весьма чувствительны.
- К чему чувствительны, матушка?
- К аморальному поведению и греху, само собой.
- При чем же тут мои голые коленки?
- Ваши коленки, Козуэй, не только непривлекательны, но еще и неинтересны, - вызывающим тоном промолвила герцогиня. - Я абсолютно уверена, что лакеи предпочли бы их не видеть. И я тоже.
- Ну хорошо, а почему это аморально?
- Да потому что мы не должны появляться при простолюдинах без одежды, кроме исключительных случаев. Поэтому таких вещей надо избегать любой ценой.
- Ладно, извини за мои голые колени, - послушно кивнул Симеон. - Ваша светлость, - поправился он тут же, - вы позволите мне взглянуть на корреспонденцию, которая лежит на вашем столе? Вы же явно не успеваете заниматься ею. - Он указал на стол.
Герцогиня приподняла бровь:
- Неужели я похожа на инвалида? Нет? Тогда с чего ты взял, что я захочу, чтобы ты занимался моими письмами?
- Я просто подумал…
- Нет! - резко оборвала его мать. - Что-то слишком много у нас в доме стали думать. Вот Хонейдью вечно о чем-то раздумывает, а я уверена, что это плохо сказывается на его пищеварении. Сколько раз я ему об этом говорила!
Бедняга Хонейдью, подумал Симеон. Вероятно, дворецкий нередко раздумывал над тем, как оплатить счета. От чувства вины у Симеона подвело живот.
- Ну а теперь прошу меня простить, - сказал он, поднимаясь.
Герцогиня поморщилась. Симеон снова сел в кресло.
- Ты не должен вставать, пока я сижу, - заявила она, похлопав себя по груди.
Симеон заскрежетал зубами.
- Мне нужно идти, ваша светлость. Я хочу отдохнуть.
- Что же ты сразу не сказал мне об этом? - Она неловко поднялась. - Ты свободен.
Симеон поклонился и ушел, чувствуя себя разгневанным и маленьким, как… как школьник.