Признаться, я ожидала встретить такого плешивого очкарика, скучного, как гороховый суп. Но, рыбка моя, когда я вошла и ЕГО увидела, я просто охуела: высокий альбинос, голубоглазый, лицо красивое, породистое, странное, нервное, - то, что надо. 41 год, а выглядит моложе меня. Но при этом весь какой-то пришибленный, робкий.
МАША-1. Да... встал и смотрит на меня, будто он у меня что-то украл. Стоит, как хуй, и смотрит. Я даже смутилась сперва. Но... честно скажу - я сразу заторчала на нем. Врать не буду. Сразу заторчала.
МАША-2. И стала лихорадочно вспоминать свой семейно-школьный немецкий. Меня же дедушка-бабушка на братьях Гримм дрочили с пеленок, еврейское воспитание профессорской дочки, что ты хочешь, а папаша за завтраком бывало (декламирует с сильным русским акцентом):
Ихь штанд геленэт дэн Мает
Унд цэльте едэ Велле
Адэ, майн щенес Фатерланд,
Майн Шифф, дас зегелт шнелле.
МАША-1 (всхлипывая). Ну и... в общем, я это... ну...
Рама перестает раскачиваться.
МАША-2 (пристально смотрит на Машу-1). И?
МАША-1 (плачет). Знаешь... ну... я тогда... я тогда...
МАША-2 (выплывает из рамы, зависает в воздухе над Машей-1). Что?
МАША-1 (рыдает). Ну... я... я... тогда... я...
МАША-2 (тихо, зловеще). Пошла вон отсюда.
МАША-1 (перестав рыдать, поднимает голову и видит нависшую над собой Машу-2). А?
МАША-2 (нажимает рукой на голову Маши-1, вдавливая ее в пол). Воооооон.
Маша-1 исчезает.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
На заднике сцены висят две массивные пустые рамы. Сцена покрыта большими белыми кусками, похожими на части разборных детских картин "puzzle". К каждому куску приделан либо белый крюк, либо белая женская туфля. Посередине сцены с бокалом шампанского стоит Гюнтер. На нем элегантный, но слегка чопорный костюм. К Гюнтеру подходит Маша. На ней красивое вечернее платье, в руке бокал шампанского. Звучит французская эстрадная музыка.
МАША. Добрый вечер. Меня зовут Маша.
ГЮНТЕР (говорит, сильно заикаясь). Дддобрый вввечер. Гюнтер.
МАША. Вы интересуетесь еврейской живописью?
ГЮНТЕР. Ннне только. Ннно вообще еврейской кккультурой.
МАША. Почему?
ГЮНТЕР. Ну... эттто очччень интересно.
МАША. Эдик сказал мне, что вы знаете иврит.
ГЮНТЕР. Нннемного.
МАША (на иврите). Где вы учили иврит?
ГЮНТЕР (на иврите). Я учччил ивврит в Иерусалимском уннниверситете.
МАША (на иврите). И как долго?
ГЮНТЕР (на иврите). Два гггода.
МАША. Два года? (Смеется). А я смогла только два месяца.
ГЮНТЕР. Пппочему?
МАША. Потому что надоело!
Смеются.
МАША. Вы прожили в Иерусалиме два года? И вам не наскучило?
ГЮНТЕР. Сссовсем нет. Там всссе очччень интересно. Очччень.
МАША. А я за год там чуть с ума не сошла от скуки.
ГЮНТЕР. Вы еврейка?
МАША. Стопроцентная!
ГЮНТЕР. И ввам бббыло скучно на своей ииисторической родине?
МАША. Жутко скучно!
ГЮНТЕР. Ккконечно, в Израиле мммного проблем. Бббезработица. Ппполитические проблемы...
МАША. Да это не важно. Везде одни и те же проблемы. Просто мне было скучно там.
ГЮНТЕР. А голос крови?
МАША Я его слышала довольно редко.
ГЮНТЕР. Правда? И вам не странно это?
МАША. Очень странно! (Смеется.) Я в Москве тоже всегда шутила над всеми этими еврейскими семейными обрядами. А отец мне говорил: ничего, приедешь в Израиль - перестанешь смеяться. Приехали. Папа первым делом повел меня к Стене Плача. Чтоб исправить раз и навсегда. Перед этой стеной плачут все евреи. Все, без исключения. Я очень хотела заплакать. Стою и хочу. Но так и не заплакала.
ГЮНТЕР. А я плакал.
Гюнтер и Маша застывают на месте. Сквозь пол сцены прорастают шесть нагих существ неопределенного пола. Быстро, неслышно и легко передвигаясь по сцене, существа подхватывают белые куски, обратная сторона которых покрыта изображением, вставляют их в рамы.