– Спасибо за чай. Я вымою чашки, – сказала она, вставая. Рабочий день в самом разгаре, она пришла с намерением старательно и добросовестно выполнять новые обязанности. А документы ее так и лежат в сумочке – мистер Сеймур, кажется, совсем забыл, что ей еще предстоит пройти оформление.
– Нет-нет, ни в коем случае. Я не хочу, чтобы вы возились с посудой. Здесь кроме вас есть кому этим заниматься. – Он тоже встал и подошел к Энн. – Вы такая замечательная девушка. Я еще и не поблагодарил вас как следует, что вы пришли ко мне на помощь, когда я совсем утопал в делах. Позвольте обнять вас.
Он обнял ее за плечи. Энн невольно подалась назад, в то же время боясь обидеть его, ведь его отеческий порыв, возможно, вызван тем, что его собственная дочь не уделяет ему внимания. Мистер Сеймур приблизил к ней свое лицо, и она близко увидела его глаза с немигающими черными зрачками и красные влажные губы.
– Энн… Вы мне необычайно нравитесь. Милая Энн… Вы разрешите поцеловать вас?
Он снова привлек к себе ошарашенную Энн, и она почувствовала на своих губах его влажные скользкие губы. На мгновение она оцепенела, не понимая, что все это значит. Мокрые губы мистера Сеймура между тем энергично пытались раздвинуть ее губы, а ладонь его заскользила по ее шее. Нет, это все уже чересчур, его поцелуй никак не назовешь отеческим…
– Ну что вы, мистер Сеймур, – пробормотала Энн, пытаясь отстраниться.
– Почему нет, Энн? Вы такая милая…
– Это совершенно лишнее, мистер Сеймур, – проговорила Энн, все еще не в состоянии объяснить его поведение.
– Но почему? Вы такая привлекательная женщина, – сказал он, снова пытаясь привлечь ее к себе.
Изумление сковало Энн. Может быть, она отстала от жизни и сейчас так принято, чтобы шеф целовал новую сотрудницу в губы. Он снова приблизил к ней свое лицо, задышал в шею, и она почувствовала его ладонь у себя на груди. И тогда она решительно отстранила его и попятилась.
– Что вы делаете, мистер Сеймур? Вы с ума сошли.
– Но почему, Энн? Вы вовсе не холодная женщина, какой хотите казаться, я вижу это по вашим глазам. Вы созданы для удовольствий, – ворковал он, протягивая к ней руки. Она увидела, что глаза у него стали совсем безумными. – Я испугал вас? Но мы же взрослые люди, – забормотал он и потянул ее к себе за локти.
Энн все еще не смела решительно оттолкнуть его от себя и сказать что-то резкое человеку, который годился ей в отцы. Она решительно не знала, как поступить. Мистер Сеймур тянул ее к себе, несмотря на ее сопротивление. Словно бездушную куклу, подумала Энн. Она уперлась ему ладонями в грудь.
– Пустите, мистер Сеймур!
Засопев, он полез ей рукой под жакет. Тогда она с силой оттолкнула его.
– Пожалуй, я пойду домой.
– Вы обиделись, Энн? Вы думаете, я стар для вас? Ничего подобного, уверяю вас, я еще даже очень молод душой и телом. С женой мы давно не близки… – торопливо сыпал он словами, пока она натягивала пальто.
– Боюсь, мистер Сеймур, что я ничем не смогу вам помочь, – не глядя ему в глаза, сказала Энн. – Видимо, я не оправдала ваших надежд. И мне не стоит больше приходить…
– Вы не правы, Энн, – взволнованно заговорил он, пытаясь остановить ее за рукав. – Если вы передумаете, позвоните мне. Мы можем встретиться у вас дома…
Энн уже вышла в коридор. Она быстро, не ожидая лифта, спустилась вниз и направилась к автобусной остановке. В ее голове царила полная неразбериха, в груди нарастало возмущение. Мужчина в возрасте ее отца, его знакомый, который должен был относиться к ней только как к дочери… Чувственное нападение мистера Сеймура застало ее врасплох.
Наверное, она сама виновата – вела себя как дурочка.
Подошел автобус, она поднялась наверх и опустилась на свободную скамью, достала платок и тщательно вытерла губы и шею. Она представила красные мокрые губы Майка Сеймура между старческими дряблыми щеками, и ее охватила дрожь отвращения. Больше она не пойдет в этот фонд.
Но как объяснить все мистеру Катерленду? Если она скажет, что ей не понравилась работа, он сочтет ее бездельницей. Она скажет, что сама нашла место. Надо узнать в книжном магазине, возможно, она могла бы поработать продавщицей.
Тоска вдруг накатила на нее с новой силой. Вот если бы можно было каким-то чудом вернуть к жизни Лорел-Лодж! Джон говорит, что он буквально разваливается на глазах, протекает крыша, по обоям ползут пятна плесени, проваливается пол. Вот если бы она могла жить там вдвоем с Глостером, работать в саду. Она устроилась бы на работу в ближайшую ферму, ездила туда на велосипеде, помогала ухаживать за животными. С животными просто, они доверчивые, любящие… Впрочем, это пустые фантазии. Лорел-Лодж продают для того, чтобы у нее были хоть какие-то деньги.
Не доезжая до дома две остановки, Энн сошла, чтобы немного пройтись. Ей следовало всерьез задуматься о своем будущем, предпринять решительные шаги для его обустройства, а она плыла по течению, ожидая, что все как-то само собой устроится за нее.
Впрочем, особенно задумываться не хотелось, так приятно было идти по улице, ощущая на лице бодрящее дыхание надвигающейся зимы. Она вспомнила разговор с Нэнси и миссис Катерленд. Обе они считали, что ей надо найти друга, мужчину. Но Мысли о физической близости вызывали у Энн дрожь отвращения.
В школе Энн как-то пошла на вечеринку. Ребят собирала у себя Лотта Снарк, первая заводила в классе. Но самое главное – среди приглашенных был Джеффри Дуглас, парень из выпускного класса, к которому Энн испытывала трепетное, болезненное чувство, именуемое первой любовью. Разумеется, Джеффри не обращал на нее никакого внимания. Это был высокий блондин с атлетической фигурой, широким подбородком, прищуренными зеленоватыми глазами. Разговаривал он, небрежно цедя слова. Интеллект ему заменяла сокрушительная уверенность в себе.
Энн не особенно и рассчитывала, что он обратит на нее внимание. Она считала себя невзрачной худышкой с плоской фигурой и сонным лицом. Но на эту вечеринку она надела самое свое лучшее платье, облегающее, длиной до щиколоток, с разрезом сбоку, золотисто-желтое. Волосы она пышно уложила феном и, наверное, впервые в жизни покрасила губы.
Не успела она появиться у Лотты, как с некоторым испугом увидела, что Джеффри заметил ее появление. С удивлением он констатировал, что у этой Салливан, оказывается, есть фигура, а губы очень даже аппетитные. Когда все устроились кто где придется с бутербродами и бокалами имбирного пива, Джеффри опустился на ручку кресла, где сидела Энн. Девочка затрепетала. Она с трудом представляла, о чем будет говорить с Джеффри.
Он заговорил сам. Сначала завел речь о поло – он до безумия его любит. Была ли Энн когда-нибудь на матче? Нет? Много потеряла. А куда она вообще ходит? В театры с папой? Ах, еще в картинные галереи? Ну-ну.
Разговор иссяк довольно быстро, и Джеффри пригласил ее танцевать. Энн танцевать не умела и очень стеснялась. Джеффри сразу плотно прижал ее к себе, и от него пахнуло спиртным. Энн подумала, что, если попытается отстраниться, он сочтет ее ханжой. От его близости у нее захватывало дыхание, она могла думать только о его горячих руках, которые сквозь шелк платья ощущала на своей талии. Ей казалось, что она становится совсем новой Энн, и это превращение совершалось у всех на глазах.
Ей было не важно, что Джеффри не развит интеллектуально. Он ведь тоже считает ее чудаковатой, но они примут друг друга такими, какие они есть. Главное – эта ниточка, которая тянулась из ее сердца к груди Джеффри, это совершенно необыкновенное ощущение полета. Несмотря на то, что Энн не прикоснулась к вину, у нее кружилась голова и шумело в ушах. Хотелось, чтобы этот танец длился вечно. Она думала, как они поедут с Джеффри кататься на пароходе по Темзе, как пойдут в галерею Тейт и она покажет ему свой любимые картины.
Джеффри тем временем прижимал ее к себе все крепче. Его рука соскользнула ей на бедро. Энн несколько пришла в себя. Наверное, ей следует остановить его, но она боялась показаться ханжой и синим чулком.
– Пойдем, покурим, – вдруг сказал он и повел ее через кухонную дверь в сад за домом. За кустом боярышника стояла чугунная скамья, они сели. Вместо того, чтобы достать сигареты, он странно смотрел на нее. Глаза у него были какие-то стеклянные, и Энн подумала, что он, кажется, сильно пьян. Джеффри положил ей руку на плечо, и это прикосновение обожгло Энн. Он уверенно развернул ее лицом к себе, подхватил под мышки и посадил себе на колени. Она машинально уперлась ладонями ему в грудь.
– Я нравлюсь тебе? – спросил он хрипло. – Так поцелуй меня, Энн Салливан, или тебе не разрешает твой папа?
Он накрыл ее губы своими, и Энн испытала настоящий шок. Этот ее первый поцелуй ничем не напоминал те возносящие к небесам волшебные поцелуи, описанные в романах. Джеффри впился в ее губы с яростью вампира. От боли она вскрикнула.
– Не бойся, Энн… ну… будь лапочкой, – забормотал он и, уже не понимая, что делает, начал задирать ей юбку.
Она почувствовала его липкую ладонь у себя на бедре. Он наваливался на нее все сильнее, пытаясь опрокинуть на скамью. От горячего тела исходила агрессия.
До Энн вдруг дошел смысл происходящего, ее бросило в жар, а на лбу выступила испарина. Она сильно толкнула Джеффри в грудь, так что он скатился со скамьи на траву. Энн вскочила, дрожа всем телом. Он, пробормотав ругательство, поднялся и снова двинулся к ней.
– Ну не строй из себя недотрогу. Ты же целый год не давала мне проходу, – сказал он, медленно наступая на нее, расставив руки. – Иди ко мне, моя малышка.