* * *
В дверь кабинета Артура Оуэна негромко постучали. Спустя минуту дворецкий осторожно приоткрыл дверь ровно настолько, насколько необходимо, чтобы выглянуть в коридор.
- Внук приехал, - прошептал дворецкий.
Вильямсон кивнул и посмотрел на своего хозяина, который полулежал в инвалидном кресле, похрапывая во сне.
- Мне нужно десять минут, - негромко сказал он.
Еще до того, как щелкнула, закрываясь, дверь, он уже был рядом с Артуром Оуэном и мягко тряс его за плечо, пытаясь разбудить.
- Сэр, - громко сказал он прямо в заросшее седыми волосами ухо. Но в ответ раздалось лишь невнятное бормотание. - Сэр, Генри приехал. Он будет здесь через десять минут.
Старик тут же поднял голову.
- Ты сказал - Генри? - требовательно переспросил он, и голос его дрогнул. - Он уже здесь?
Тон, которым он произнес эти слова, явно свидетельствовал о том, что хозяин в панике, и Вильямсон улыбнулся, успокаивая его.
- У нас есть десять минут, сэр. Мы вполне успеем подготовить вас к встрече с внуком.
Тощий, как скелет, секретарь Артура Оуэна быстро пересек огромную, тонувшую в полумраке комнату, в дальнем конце которой находился внушительный гардероб. Он извлек оттуда свежую крахмальную сорочку, галстук, палевый жилет, темно-коричневый пиджак и перебросил все это через согнутую в локте руку. В другую он взял пару носков и начищенные до зеркального блеска туфли старика.
Спустя несколько минут слабый инвалид превратился в сурового пожилого джентльмена с решительным, стальным взглядом. Его внук никогда не узнает, что под шерстяным, клетчатым пледом на нем надета всего лишь пара кальсон. Уже не было времени вытаскивать Артура из инвалидного кресла на колесах и натягивать на парализованные ноги брюки. Вильямсон подкатил Артура к письменному столу и быстро раздвинул обычно задернутые тяжелые бархатные шторы, не обращая внимания на протесты старика. Подбодрив хозяина улыбкой, он положил на письменный стол перед Артуром кожаную папку и несколько документов. Седые, поредевшие волосы Вильямсон одним движением зачесал назад, открыв высокий лоб и проницательные глаза. Теперь Артур Оуэн был готов к встрече с единственным человеком в мире, которого он любил, любил больше жизни.
Генри вошел в кабинет без стука, щурясь от яркого солнечного света, падавшего из окна, расположенного позади письменного стола. Такое положение было выбрано специально, чтобы придать фигуре сидящего за столом видимость силы и власти. И этот прием всегда срабатывал. Даже сейчас, сидя в инвалидном кресле, несмотря на то, что инсульт более десяти лет назад превратил его в калеку, Артур Оуэн был единственным человеком, который мог - и никогда не упускал возможности - внушить Генри страх.
- Ты не договаривался о встрече, - громко сказал Артур.
- Я и раньше этого не делал, - небрежно парировал Генри, хотя внутренне вздрогнул. Казалось, старому джентльмену доставляло особое удовольствие заставлять внука снова почувствовать себя заикающимся, нескладным двенадцатилетним мальчиком, каким он и был, когда стоял навытяжку перед дедом, пытаясь объяснить причину Плохих школьных отметок. Отбросив эти воспоминания, Генри буквально заставил себя подойти ближе к деду.
- Я приехал поговорить о "Морском Утесе", - сказал он, остановившись сбоку от письменного стола, чтобы свет не бил в глаза. И вдруг он увидел освещенный солнцем профиль деда: яркие лучи безжалостно подчеркивали морщины, во множестве пересекавшие бледную кожу лица и шеи. Боже мой, он ведь совсем старик! Неожиданно у Генри защемило сердце, что удивило его так же сильно, как удивило бы и деда, если бы тот об этом узнал. В первый раз в жизни внук обратил внимание на то, что прекрасный костюм деда висит на нем, как на вешалке, на то, как тонки укрытые пледом ноги. Генри отвернулся к окну, не желая, чтобы его решимость была ослаблена откровенным свидетельством того, что его дед стал совсем старым и беспомощным и, возможно, скоро умрет.
- "Морской Утес" еще не твой, - сказал Артур, изо всех сил сжимая подлокотники своего кресла.
Генри оглянулся, все его добрые намерения тут же улетучились.
- Мне известно, кто владеет "Морским Утесом". Но, возможно, тебе невдомек, что дом вот-вот свалится в Наррагансеттский Залив. Прошлый шторм снес еще часть холма и обнажил фундамент.
Дед злорадно ухмыльнулся.
- Если бы я мог, если бы у меня были силы, - сказал он, сжимая сухие, изборожденные синими венами кулаки, - я бы сегодня же сам столкнул в воду этот проклятый дом.
- Твое желание может исполниться, - едва сдерживая гнев, ответил Генри. - Еще один ураган или просто сильный северо-восточный ветер - и "Морской Утес" упадет в море.
- Туда ему и дорога.
Генри глубоко вздохнул и попытался спокойно улыбнуться.
- Я знаю, что ты не любишь старый дом. Тем больше причин отдать мне его сейчас. Зачем ждать еще три года, пока мне исполнится тридцать, и я официально вступлю в права наследства. Я же не прошу денег, отдай мне только дом.
- Нет.
Генри неподвижно стоял перед человеком, регламентирующим его жизнь с момента гибели его родителей. В течение пятнадцати лет дед управлял огромным наследством, ожидавшим Генри в день тридцатилетия, - деньгами, которые снимут все запреты и ограничения, угнетающие молодого человека с тех нор, как он осиротел и попал под опеку деда.
- Я мог бы за собственные деньги укрепить фундамент и спасти дом, если бы ты только дал мне разрешение! - Генри почувствовал, что в его голосе появились умоляющие интонации, и от этого ему захотелось кричать.
- Какие деньги? - фыркнул Артур. - Все твои так называемые деньги вложены в твой бесполезный лодочный сарай.
Генри закрыл глаза. Это был старый спор, который ему никогда не выиграть у человека, сделавшего состояние на торговле с Китаем. Генри знал, что независимо от того, насколько прибыльным станет его предприятие по строительству яхт, оно никогда не будет признано в обществе уважаемым способом зарабатывания денег. Только имя и огромное наследство служили мистеру Оуэну пропуском в лучшие дома Нью-Йорка.
- Я могу спасти "Морской Утес".
Артур дернул подбородком, его глаза гневно сверкнули.
- Я не хочу, чтобы он был спасен.
Генри так сильно сжал челюсти, что скрипнули зубы.
- Тогда продай его. Пусть принесет хоть какую-то пользу.
- Ты чересчур сентиментален, Генри. Это еще одна твоя слабость, - сказал дед, прозрачно намекая, что у Генри этих слабостей пруд пруди.
На мгновение Генри представил, как он смыкает руки на шее старика, сжимает горло и выдавливает из него жизнь. Вместо этого он сказал:
- Мать и отец любили "Морской Утес". Они были счастливы там. И захотели бы спасти его.
- Никто никогда не был там счастлив, - фыркнул дед. - Мне следовало снести этот дом еще много лет тому назад.
- Почему же ты этого не сделал? - закричал Генри. Казалось, в жилах у него пульсирует гнев. - Почему ты позволяешь ему гнить на этой скале? Ты просто жестокий и мстительный старик, обвиняющий дом в своей собственной трагедии. Запомни хорошенько мои слова, дед. Я спасу "Морской Утес", даже если это будет последнее, что я смогу сделать в этой жизни.
Артур судорожно хватал воздух ртом, его лицо побагровело, жилы на шее вздулись.
- Этот дом… - Он задохнулся, потянулся руками к галстуку. - Этот дом…
Встревоженный Генри наклонился к деду, оттолкнул трясущиеся руки старика, торопливо распустил узел галстука, расстегнул воротник сорочки и бросился было на поиски Вильямсона.
- Ему стало плохо, наверное, нужно лекарство, - взволнованно сообщил он секретарю.
- Со мной все в порядке. - Артуру удалось произнести эти слова вполне спокойно, и Генри, обернувшись, удивился тому, что дед и в самом деле выглядит нормально. Или, по крайней мере, ему уже не угрожала опасность немедленной смерти…
Генри вдруг почувствовал глубокое раскаяние. Он подошел к инвалидному креслу деда и опустился рядом с ним на колени.
- Я больше не буду спорить с тобой, дедушка. Я и приехал не с тем, чтобы спорить. Я хочу сказать тебе, что намерен спасти "Морской Утес" любой ценой.
- "Морской Утес" - мой. - Казалось, только этот факт и успокаивает старика.
- У меня есть еще один способ получить наследство, и тебе об этом хорошо известно.
Генри встал, опираясь кулаком о стол, и четко объяснил, каким именно способом он собирается получить деньги, принадлежащие ему по праву. Было ясно, что дед старательно делает вид, что его не трогают слова внука. И Генри принял бы за чистую монету эту видимость безразличия, если бы не заметил, что старик непроизвольно сжимает кулаки.
- Не будь идиотом, - отрезал Артур. - Возможно, я и прикован к этому городскому дому двенадцать месяцев в году, но я точно знаю, что ты ни за кем серьезно не ухаживаешь. Может быть, ты планируешь нанять актрису, чтобы она сыграла роль твоей жены?
- У меня есть девушка на примете. Она согласится выйти за меня замуж.
- Кто? - хмыкнул Артур. - Какая-нибудь несчастная уродливая старая дева?
Генри вспыхнул: выпад деда попал точно в цель.
- Ей всего лишь двадцать один год.
Победно хлопнув ладонью по подлокотнику кресла, Артур воскликнул:
- Я так и знал! Кто эта несчастная?
- Энн Фостер.
Артур в задумчивости сдвинул свои кустистые брови. Он давно уже удалился от общества, и Генри рассчитывал, что дед не знает Энн. Но он ошибался.
- Это та толстушка? Ради Господа Бога, Генри, ты мог бы выбрать кого-нибудь получше. Неужели "Морской Утес" заслуживает того, чтобы ты пожертвовал ради него жизнью, приковав себя навсегда к этой уродине?