Такая жизнь в рабстве и лишениях продолжалась четыре года. Дома Корнелии не подворачивался ни один случай, чтобы утолить мучающую ее жажду; а потому она решила изыскать снаружи то, чего ей не хватало внутри. Но охрана была поставлена так, что ей было трудно осуществить свои намерения. Препятствия казались неодолимыми; встреча со студентом или городским сеньором, который мог бы оросить ее луг, была все более и более неосуществимой: и она решила взять поливальщика из деревни. Доктор владел имением в Сельвано, а именно деревней Павезан, где он держал управляющего, под чьим взором крестьяне занимались возделыванием земли. У одного поденщика был сын, двадцатисемилетний парень, высокорослый, с лицом свежим и приятным, с веселым характером; хотя и принадлежал он к крестьянскому сословию, но был вежлив, услужлив, приятен в обращении, а кроме того располагал силой и здоровьем. Он представлялся и наивным парнем, и шутом, был в меру умен и располагал запасом хитрости. Дважды в неделю он приходил из деревни в город с грузом яиц, масла, сыра, кур, фруктов. Его всегда хорошо принимали в доме: его шутки и проделки веселили прислугу, к тому же он не сидел сложа руки; он пилил, рубил дрова, таскал воду и выполнял другие хозяйственные поручения. Всегда быстрый и веселый, он ходил по дому, поднимался, спускался по лестницам, и его свободу никто не ограничивал. Доктор ценил его речи и жизнерадостность крестьянина, любил его, с удовольствием беседовал с ним вечерами после обеда, когда в доме не оставалось посторонних; его шутки веселили его, давали отдых после работы и дневных забот; к тому же это был единственный мужчина, которого он не опасался. Сеньора докторесса тоже не упускала возможности посплетничать с ним и обсудить деревенские новости. Его здоровье и приятный облик предопределили ее выбор. Он был так низок происхождением и стоял так низко на общественной лестнице, был малостью в этом мире и занимал в нем крохотное местечко - ходил в серых холщевых портах, подпоясывался поясом из козьей шкуры, башмаки его были подбиты железом, на голове сидела бесформенная шляпа - он как бы не отбрасывал тени, а значит с ним можно было завязать интрижку. Но как за это взяться? Именно это она и обдумывала. Ей так осточертело существование затворницы, что порой Корнелия даже готова была покончить счеты с жизнью, а потому ничто ее не удерживало от возможности воспользоваться случаем, если обстоятельства позволят это. Она отбросила всякие сомнения, когда через несколько дней крестьянин явился с первыми овощами и письмом для мессира Жана Ботичелло. Хозяина дома не было, а потому он предстал перед хозяйкой. Корнелия сидела с сыном и с печальной мечтательностью вышивала; ее лицо расцвело, когда она увидела селянина, и приветствовала его теплыми словами:
- Добро пожаловать, Антонелло! Каким попутным ветром тебя занесло к нам сегодня?
- Сеньора, - ответил он, - я принес вам цветы и фрукты, а для монсеньора вашего мужа письмо от мессира управляющего, касающееся, как он сказал, предписаний, переданных герцогским уполномоченным в Сельвано.
Корнелия вызвала слугу и отправила его с Антонелло во Дворец Правосудия, где выступал доктор; получив и прочтя письмо, он велел посланцу отправиться на кухню и отдохнуть в ожидании его возвращения.
Пока молодой крестьянин ходил во Дворец Правосудия, молодая женщина решила сей же день привести в исполнение свои проекты; она сказала себе, что охраняющие ее люди не обратят никакого внимания на беседу с крестьянином, поскольку не подозревают о намерениях и не могут даже себе вообразить такое. Когда тот вернулся с ответом, она велела принести обед в комнату, соседствовавшую с ее покоями, раздала слугам поручения, чтобы удалить их, оставив при себе лишь сына. Антонелло, которому пришлось идти большую часть ночи, набросился на пищу и вино. Сеньора докторесса, которую давно терзал совсем иной голод, нетерпеливо ждала мгновения, когда могла бы насытиться не менее изысканными блюдами; фамильярно завела легкомысленный разговор, чтобы расположить собеседника к храбрости. А после нескольких замечаний об урожаях и скоте, перешла к слухам и сплетням.
- А ты, - вдруг спросила она с улыбкой, - влюблен? В твоем возрасте у парней обычно рук на всех девиц не хватает.
- Ах, сеньора, - ответил крестьянин с хитрой улыбкой, - зачем вы теряете время, задавая такие вопросы!
- Разве мой вопрос не к месту? Почему ты смеешься?
- Клянусь святым Рустиком, покровителем селян! Наши молодки с тех пор, как господа из Павии и наши соседи из Карелли сунули нос в наши дела, стали ужасными гордячками! А как они презирают нас, простых селян и поденщиков! Не хотят нас видеть и слышать! Им нужны богатые воздыхатели, которые волокут им из города кружева для передников, шелковые чепцы, разноцветные ленты; сегодня одно, завтра другое. Без подарка в ручку они не проявят благосклонности; я же простой парень от сохи, что я могу им дать или принести из города! Я могу им предложить лишь то, что не осмеливаюсь назвать своим именем.
- Как же так? Парень такого сложения и не может найти сабо по ноге! Ты, наверно, не умеешь взяться за дело?
- Я вовсе не хуже других, - возразил Антонелло, устремив взгляд на Корнелию, которая и не собиралась опускать глаз. - Эти молодки не соглашаются поменяться со мной - я им, а они мне; каждая хочет побольше - четырех коров за пару быков.
Говоря эти слова, он смеялся и подмигивал.
- Скажи мне, селянин, - спросила дама тем же тоном, - если ты найдешь того, кто тебя одарит своим, что дашь ему в обмен? Кто из двух выиграет при обмене?
- Сеньора, не хвастаясь, скажу, со мной можно выиграть, а не проиграть. Конечно, та, что согласится на обмен, будет довольна, так довольна, что ей захочется возобновить торги; ибо я буду давать и давать. Я силен на подвиги, когда приступаю к делу; в деле я вынослив, привык возделывать поле, терпеть голод и жажду, но не спускать парусов.
Она, желая возбудить его и подтолкнуть к делу, с сарказмом перебила:
- Большой хвастун, неспешный бегун! На мой взгляд, ты уже истратил все силы. На что ты способен, хвастун?
Я истратил все силы? - возмущенно воскликнул Антонелло. - Истратил все силы! Вы никакой усталости и не заметите, если, простите меня, будете иметь дело со мной. Черт подери! Вы совсем не знаете меня и не можете предполагать, на что способен селянин, живущий под солнцем и дождем. Глядите, как я дышу и какие крепкие у меня ноги.
Он вскочил, как лев, и четыре или пять раз перекувыркнулся, каждый раз приземляясь на ноги. Мальчишка смеялся во весь голос и просил Антонелло повторить прыжки, чтобы развлечь мамочку. Антонелло был неутомим. Корнелия видела, что крестьянин смелеет и аплодировала; чтобы окончательно приручить его, она присоединила к речам жесты - трепала его волосы, щипала за нос, щелкала по лбу, похлопывала по плечу. Антонелло, вновь севший за стол, не терял ни крошки, ни капли.
- Сеньора, - заговорил он, - если вы не хотите менять свое на мое, оставьте, пожалуйста, меня в покое; иначе, и это так же верно, что я крещен и добрый верующий, я разозлюсь и, черт возьми! как говорят знатные люди, произойдут странные вещи.
Однако, поскольку она продолжала смеяться и приставать к нему словом и жестом, он взвился, как конь под плетью, схватил ее, запечатлел на нежных щеках несколько звучных поцелуев и воскликнул, пораженный собственной смелостью:
- Черт подери! Я вам покажу! Если вы не оставите меня в покое!
- А я велю тебя оскопить! - возразила Корнелия, но в голосе ее не было ни малейшего раздражения.
- Оскопить! - крестьянин покраснел и дернул плечами. - Ну уж нет! На что я тогда буду годен! Нам на ферме нужны все члены тела, чтобы хорошо работать на земле и вносить семя. Я отдам телегу, быков и все отцовские тряпки, только чтобы меня не оскопили.
Опочивальню Корнелии от комнаты, где ел крестьянин, отделяла дубовая дверь. Она направилась к ней, готовая распахнуть ее, и подбадривая Антонелло взглядом. Она продолжала с ним заигрывать, бросая в него то скомканной бумажкой, то тряпкой, то апельсином. В игре принимал участие и мальчуган, кидавший в Антонелло все, что подбирал с пола, и бросавшийся в бегство, когда селянин делал вид, что готов погнаться за ним.
Крестьянин был в большом затруднении - можно ли воспользоваться представлявшейся ему оказией? Собиралась сеньора только посмеяться или готова была идти дальше? Он будет простофилей, если удерет в кусты; с другой стороны существовала опасность оказаться более предприимчивым, чем следовало! Он знал, что муж был старый и хилый, холодный, как лед; что она не пила в свое удовольствие и была этим неудовлетворена; Корнелия вовсе не отбивалась, когда он ее расцеловал, но выказав без разрешения неуважение к супруге строгого и могущественного доктора, мог подвергнуть себя большой опасности. Он уже видел, как его с негодованием отталкивают, как сообщают разъяренному доктору, как бросают в тюрьму, судят и вешают. Следовало проявить осторожность и проверить, в какой лес вступаешь. Он тут же придумал уловку, как избавиться от неуверенности, ибо голова у него работала, как у Улисса, и была полна хитростей. Выхватив нож, он наметил как раз посредине комнаты черту; сделав это, выпрямился и выразился следующим образом: