Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики стр 12.

Шрифт
Фон

Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики

"Нимрод" покидает гавань Литтелтона. Позади флагманский корабль австралийской экскадры "Могучий"

Профессору Дэвиду отвели каюту Мичелла, который поселился в "устричном закоулке". Эта каюта была размером примерно 1,8 м на 0,9 м, а профессор вез с собой чуть ли не четверть тонны научных инструментов, книг и фотоаппаратов, так что, как легко можно себе представить, для него самого оставалось не слишком много места. Кают-компания "Нимрода" имела 3,7 м в длину и 2,7 м в ширину, и так как нужно было там по три раза в день кормить 22 рта, с самого начала пути возникли затруднения. Большим подспорьем на случай переуплотнения бывала каюта Дэнлопа, вмещавшая трех человек. Дэвис и Макинтош также помещали в своих каютах по одному голодному путешественнику. Еду сначала передавали в эти особые столовые, а затем кормили народ в основном помещении.

В первый вечер пути все шло хорошо, так как движение было относительно спокойным, но позже каждый обед или ужин превращался в серию приключений. Я поместился в капитанской каюте и колебался в выборе места для спанья между койкой и диваном, пока, наконец, плотник не сколотил мне кровать из планок высотой примерно в 10 см от пола. Мы не предполагали, что в течение ближайших двух недель, пока "Нимрод" не приблизится к месту зимовки, нам придется жить, не снимая с себя промокшей одежды, в состоянии постоянной бессонницы и настороженности.

Плохая погода на море не заставила себя ждать. Уже ночью 1 января юго-западный ветер стал свежеть, и на следующее утро оба наши судна отчаянно болтались на волнах. "Куниа" сигнализировал нам выпустить еще саженей тридцать цепей, присоединенных к его буксирному канату. Это было сделано с большим трудом. Судно переваливалось с боку на бок, цепи гуляли по палубе, перекидываясь с одной стороны на другую. При помощи нашего одряхлевшего сорокалетнего брашпиля с ними не легко было справиться. Вот когда я ощутил все реальные последствия той чрезмерной экономии и стесненности в средствах, которые испытывались с самого начала организации экспедиции. Как хотелось бы мне иметь такое же великолепно оборудованное современное судно, как "Дискавери" – большой, специально построенный пароход, которым мы располагали во время предыдущей экспедиции!

После полудня ветер и волна увеличились, "Нимрод" нырял вверх и вниз, причем на палубе все, что могло сдвинуться, пришло в движение. Волны начали вкатываться на палубу. Через минуту мы оказались совершенно промокшими, а высохли по-настоящему только через две недели. Скоро уже по всей палубе ходила вода, белые гребни волн с грохотом разбивались о борта парохода, и брызги летели до мостика. Вдоль палубы пришлось протянуть леера, так как без них рискованно было передвигаться.

Нашей главной заботой были, однако, лошади. Вспоминая теперь о тех днях, я не могу понять, каким образом они пережили все страдания, которые выпали на их долю. В ту же ночь я организовал двухчасовые вахты, по два члена экспедиции в каждой, чтобы ни на минуту не оставлять лошадей без надзора и ухода. У нас были две конюшни – одна на правом, другая на левом борту, каждая по пяти стойл, между ними располагался передний люк. Наши вахтенные прозвали это место "кавалерийским клубом". В темные бурные ночи, когда волны, перекатывающиеся через передний люк, то и дело валили вахтенных с ног, здесь им приходилось не слишком сладко. Впрочем, они мужественно переносили все невзгоды и относились к ним юмористически, как наши предки, которые всегда с "одинаковым приветом принимали гром и солнце". Ночью в лошадиных конюшнях было очень неуютно, густой мрак прорезал лишь свет слабо мигающей лампы. Рев бури переходил в пронзительный вой, ветер рвал снасти, крыша конюшни и шлюпбалки, которые на нее частично опирались, раскачивались, скрипели и, казалось, при каждом резком наклоне судна грозили обрушиться. Волны с глухим шумом бились о палубу. Освещаемые тусклым светом фонаря, белые от пены водовороты воды проносились по конюшне и над передним люком. Даже до кормового мостика доносилось испуганное ржанье животных, отчаянно старавшихся удержаться на ногах посреди воды, заполнявшей качающиеся стойла. Временами особенно большая и мощная волна окатывала палубу, выбивала подставки из-под лошадей и кидала вахтенных чуть ли не в самую гущу бившихся животных. Как только сходила масса воды, вахтенные снова с трудом прибивали подставки на места, а затем опять усаживались на укрепленный на переднем люке мешок с фуражом. Можно себе представить, каким желанным казался для них отдых после такой двухчасовой вахты.

Правда, в "устричном закоулке" было тоже не слишком сухо, постели промокли насквозь, воздух был тяжелый, но измученные люди засыпали даже в этих условиях, едва втиснувшись на свои койки, если только какой-нибудь особый крен судна не отправлял их в компанию разнообразных предметов, катавшихся взад и вперед по полу "закоулка".

В течение второй ночи погода была настолько плоха, что мы предпочли идти тише и вечером просили "Куниа" убавить ход. На следующее утро небо безнадежно затянуло густыми тучами и никакого улучшения погоды не ожидалось. Мы продвигались к югу со скоростью не более одной мили в час, причем наше судно, по-видимому, испытывало сильнейшее напряжение из-за постоянной тяги буксира. Во второй половине дня погода немного стихла, и мы дали "Куниа" сигнал увеличить ход. К полуночи улучшение погоды стало еще более заметным.

На следующее утро, 4 января, мы выпустили почтового голубя, которого взял один из новозеландских матросов. С голубем послали краткое сообщение с описанием перехода, рассчитывая, что птица благополучно доставит нашу весточку в Новую Зеландию, до которой было 482 км. Вестник этот сделал один-два круга над судном, а затем взял определенное направление – прямо домой. Мы боялись только, что на него могут напасть альбатросы, которые в большом числе кружились за кормой, и на самом деле, как мы узнали впоследствии, голубь не долетел до дому.

Надежды, что погода изменится к лучшему, не оправдались – ветер снова начал усиливаться, и волны с силой обрушивались на борта парохода. Через несколько часов мы опять находились во власти ужасной бури. Оказалось, морские качества "Нимрода" недооценивались: в данном случае суденышко проявило все свои достоинства. По мере того как росла ярость бури, судно словно просыпалось от летаргического сна. Можно сказать, что оно стряхнуло с себя уныние, овладевшее им, когда впервые за сорок лет своей напряженной жизни оказалось вдруг прикрепленным к буксирному канату. Теперь, когда бушевавшая буря лишила канат какого-либо значения, кроме того, что он прибавлял судну остойчивость, "Нимрод" стал вести себя самостоятельно. Нельзя было не восхищаться, как он поднимался навстречу подходящим волнам. Его кидало вверх и вниз. Крохотным пятнышком в необъятном водном пространстве он взлетал на гребень гигантской волны, и нам, как с птичьего полета, открывался оттуда вид на пароход "Куниа", смело пробивавшийся сквозь хаос. Затем "Нимрод" погружался в ложбину между волн, мы различали только, как "в водяной пыли кренятся трубы и мачты" нашего защитника.

К концу дня те из членов экспедиции, которые еще не попали в лапы морской болезни, любовались поистине величественным зрелищем бури. Я никогда не забуду, как Бакли, искусный яхтсмен, часами стоял на юте, наслаждаясь разыгравшейся борьбой стихий и восхищаясь тем, как оба корабля сражаются с бурей. Профессор Дэвид также стоял на мостике, держась за мокрые поручни, поглощенный этим грандиозным зрелищем. В промежутках между порывами бури мы беседовали о многом. Заходил разговор о любимых поэтах, и, естественно, в этих условиях мы не раз вспоминали стихи Браунинга.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Скачать книгу

Если нет возможности читать онлайн, скачайте книгу файлом для электронной книжки и читайте офлайн.

fb2.zip txt txt.zip rtf.zip a4.pdf a6.pdf mobi.prc epub ios.epub