- Нам надо в Абхазию!
Добродушная улыбка слетела с лица Владимира. Он подхватил их под руки, отвел к окну, испытующим взглядом заглянул в глаза и затем спросил:
- Вы хоть понимаете, что там идет не голливудская, а настоящая война?!
Ибрагим, вслед за ним Гум и Эндер дружно закивали головами.
- Там убивают! - Голос Владимира дрогнул, и он горестно обронил: - За последнюю неделю потеряли шестерых наших ребят.
- Мы не боимся и все уже решили! Скажите, как туда добраться? - торопил с ответом Гум.
- Значит, решили?!
- Да! - в один голос подтвердили ребята.
Владимир снова пристально посмотрел на них, они не отвели глаза, и потеплевшим голосом сказал:
- Молодцы! Кто, если не мы, поможет нашим братьям в Абхазии!
- Конечно! Мы свой выбор сделали еще в Лондоне! - горячо поддержал его Эндер.
- Когда готовы ехать? - деловито заговорил Владимир.
- Чем быстрее, тем лучше! - решительно заявил Гум.
- Сегодня, в крайнем случае завтра, а то дома догадаются. Я уже сказал матери, что поеду в Анталью, - присоединился к нему Ибрагим.
- Говорите - быстрее?.. - Владимир задумался, а потом спросил: - Ибо, помнишь Эндера Козбу?
- Эндера?.. Козбу? - напряг тот память.
- Прошлым летом я тебя с ним познакомил. Его дядька с твоей матерью работает в университете.
- А-а. Помню, но смутно.
- Ладно, ничего страшного. Пиши телефон!
Ибрагим достал из кармана ручку, записал номер в блокнот и по первым цифрам догадался, что он не стамбульский. На его немой вопрос Владимир пояснил:
- Эндер сейчас в Трабзоне. Отправляет в Абхазию группу добровольцев. Если поторопитесь, то можете еще успеть.
- Что - вот так просто позвоним, и он все сделает? - усомнился Гум.
- Да! Скажете, что от меня, остальное дело техники. Вы едете Абхазию, а это слово, поверьте мне, надежнее любого пароля! В общем, ребята, не волнуйтесь, все будет нормально!
- Вы не сомневайтесь, мы не подведем! - заверили они.
Владимир ответил им грустной улыбкой и на прощание предупредил:
- Только зря под пули не лезьте и живыми возвращайтесь!
- Все будет нормально! За нас не беспокойтесь! - дружно ответили они и направились на выход.
В первом подвернувшемся по пути баре остановились и еще не меньше часа обсуждали детали предстоящей поездки. Только когда отпали последние вопросы, а от выпитого кофе начало сохнуть во рту, договорились встретиться утром в аэропорту и разъехались. Ибрагим не спешил возвращаться домой и еще долго бродил по улицам, боясь признаться себе в том, что, возможно, больше никогда не увидит их.
Поздним вечером со свинцовой тяжестью в ногах и пустотой в душе он вернулся домой. В столовой уже заждались мать с сестрой, отец так и не возвратился из Измита. Но и без него ужин превратился в настоящее испытание нервов. Ибрагиму казалась, что придуманная им с Гумом и Эндером легенда о досрочной сдаче зачетов и поездке в Анталью вот-вот лопнет и тогда маме станет все ясно. Избегая ее испытующего взгляда, он выкручивался, как мог, и при первой возможности улизнул к себе в комнату. Закрыв дверь на щеколду, достал из шкафа спортивную сумку и принялся паковать вещи. Последней легла в нагрудный карман куртки бережно завернутая фотография Владислава Ардзинбы. Осталось самое трудное - написать то, что он не решился сказать на словах. Рука долго теребила ручку. Строчки никак не хотели ложиться на лист, наконец тяжелые, будто камни, слова свалились с пера.
"Милые, - зачеркнул он и продолжил: - Мои самые дорогие: мама, папа и сестренка, простите, что так вышло. Сказать это у меня не хватило сил. Я с ребятами еду в Абхазию. Папа, ты сам говорил, что настанет день, когда мы вернемся домой. Он пришел. Сегодня, когда нашей Абхазии тяжело, если я буду отсиживаться, то никогда не прощу себе. Я должен быть там. Все будет нормально. Скоро вернусь.
Ваш Ибо".
Положив записку под настольную лампу, он выключил свет и лег спать. Долго ворочался с боку на бок и лишь перед рассветом забылся в тревожном сне. Разбудил его яростно трезвонивший на прикроватной тумбочке будильник. Мама к этому времени была уже на ногах и приготовила завтрак. Сполоснувшись под холодным душем, он быстро оделся, отказался от вареников с мацони и медом, на ходу проглотил бутерброд и, пряча от матери навернувшиеся на глаза слезы, крепко обнял ее и, боясь оглянуться, сбежал по ступенькам во двор.
От утренней прохлады перехватило дыхание, сердце снова бешено заколотилось, а предательский голос принялся нашептывать: "Зачем тебе это? Там и без тебя хватает. А если убьют?.. А Гум?.. Эндер?" "Как ты будешь смотреть им в глаза?" - возражал другой. "Как?!" - И, отбросив сомнения, Ибрагим энергично махнул рукой проезжавшему таксисту.
По дороге в аэропорт он ничего не замечал и не слышал. В голове билась и пульсировала одна мысль: "Все решено! Все будет нормально!"
- Парень, проснись! Приехали! - напомнил о себе таксист.
Ибрагим встрепенулся и, расплатившись, на непослушных ногах вышел на площадь. Разлившаяся по ней людская река подхватила и внесла его в зал ожидания. У билетных касс мелькнуло осунувшееся за ночь лицо Гума, и на душе отлегло. Тот ответил вымученной улыбкой, бедняге тоже непросто далось решение. Эндер опаздывал, молчал и его домашний телефон. Время шло, а он никак не напоминал о себе, и они, не сговариваясь, решительно подали деньги и паспорта в кассу.
Посадка на рейс до Трабзона подходила к концу, но Эндер так и не появился. Бросив тоскливый взгляд на вход в аэровокзал, Ибрагим и Гум, помявшись, последними ступили на ленту эскалатора. И когда за спинной захлопнулась дверь, они с пронзительной остротой ощутили, что потеряли нечто большее, чем юношескую дружбу. Эндер навсегда остался в прошлом, к которому уже не было возврата. Все их мысли теперь занимала война. Ее леденящее дыхание они по-настоящему ощутили в "Абхазском комитете". Всего сутки, а может, того меньше оставалось до встречи с ней, и им было трудно признаться себе в том, хватит ли у них мужества не дрогнуть и в последний момент не уйти в сторону, как это произошло с Эндером.
Портовый Трабзон, ставший в эти месяцы перевалочной базой для тысяч российских "челноков" и сотен абхазских добровольцев, встретил их палящей жарой и с первых минут закрутил в водовороте событий. Эндер Козба не заставил себя ждать. Полный энергии жизнерадостный крепыш сразу же отозвался на звонок, тут же примчался в аэропорт и отвез в портовую гостиницу, напоминавшую больше караван-сарай времен султана Ахмеда. Здесь им предстояло провести ночь, так как катамаран на Сочи отплыл несколько часов назад, а следующий рейс ожидался не раньше чем на следующий день.
Ибрагим с Гумом не горели желанием провести все сутки в захудалой портовой гостинице, кишевшей "челноками", проститутками, полицейскими, и, бросив вещи в номер, отправились в город убить время. После чопорного Лондона и яркого, многоликого Стамбула он производил удручающее впечатление. Со времен Оттоманской империи в нем мало что изменилось. Узкие улочки представляли собой сплошной базар, забитый, как бочка сельдью, русскими "челноками". Уже через полчаса голова пошла кругом, и они, не сговариваясь, отправились на городской пляж. Там, провалявшись до вечера, перекусили в кафе, возвратились в гостиницу, поднялись в номер и пораньше легли спать.
Но о сне им пришлось только мечтать. Едва погас свет, как на них набросились злющие, как янычары, гостиничные клопы, а потом дали о себе знать безбашенные, в стельку пьяные русские "челноки". От истошных воплей и топота потолок и стены номера ходили ходуном, и временами казалось, что гостиница вот-вот рухнет, как когда-то рухнули крепостные стены трабзонской цитадели от орудийных залпов русского флота адмирала Ушакова.
Этот кошмар закончился лишь с наступлением утра и появлением в номере Эндера. Он принес хорошую новость: через несколько часов на морском вокзале должна начаться посадка на катамаран, отплывающий в Сочи. Не мешкая Ибрагим с Гумом отправились к кассам, но к ним было не пробиться. Галдящая очередь из "челноков" держала их в плотной осаде. Неугомонного Эндера это не смутило, по каким-то только ему известным закоулкам складской зоны он пробрался к причалу, но и там они натолкнулись на плотно сбитую толпу. Первая и последняя их попытка продвинуться на несколько метров вперед натолкнулась на упорное сопротивление разъяренных женщин-"челноков". Эндер не стал понапрасну терять время и, оставив Ибрагима с Гумом на причале, снова пропал в чиновничьих лабиринтах.
Время шло, а он все не возвращался. На катамаране дали сигнальный гудок. Ибрагим с Гумом сникли, жалея не столько о потерянных деньгах, сколько о срывающейся поездке, и с грустью посматривали на катамаран. На нем готовились убрать трап, и они в душе смирились с мыслью провести еще одну ночь в пропахшей дешевым табаком и русской водкой портовой гостинице. И тут из-за горы грузовых контейнеров показался весь взъерошенный Эндер. Похоже, схватка с портовой "мафией" далась ему нелегко.
- Все, ребята, плывем! - потрясая билетами, широко улыбнулся он.
- Сегодня?! - не мог поверить Гум.
- Сейчас! Бегом! - торопил Эндер.
Перебросив сумки за спину, Ибрагим с Гумом поспешили присоединиться к нему. Козба, мощным плечом растолкав "челночниц", протиснулся к трапу, наклонился к уху таможенника и что-то сказал. Тот бросил короткий взгляд на Ибрагима с Гумом, кивнул головой и отступил в сторону. Эндер торопливо подтолкнул Ибрагима к трапу. Тот, все еще не веря в удачу, не чуя под собой ног, поднялся на борт катамарана. Следом за ним, весело постукивая каблуками по ступенькам трапа, спешил Гум.