– Вот именно, эти ваши “умные и талантливые” взяли винтовки и пошли грабить тех, кто богаче, – с иронией процедил сквозь зубы Ненашев. – Нет, чтобы самим добиваться, отобрать-то всяко проще. Я вот только одного не пойму, господин подполковник.
–Чего?
– Раз вы так думаете о краснопузых, то почему воевали против них, а не наоборот?
– Почему? – иронично усмехнулся Виктор Петрович. – Да потому, что за красными стоит кто-то очень страшный. Жаждущими социальной справедливости дурачками воспользовались, чтобы придти к власти. И, как я уже говорил, кто-то очень страшный.
– Уж не сатану ли вы имеете в виду? – с еще большей иронией спросил штабс-капитан.
– Да нет... – криво ухмыльнулся подполковник. – Людей. Вот только эти люди пострашнее сатаны будут, по моему мнению. Нас с красными попросту стравили, как стравливают две своры псов. И я даю гарантию, что разобравшись с нами, пришедшие к власти потихоньку перережут и самих красных. Вспомните Робеспьера и иже с ним. Революция – это свинья, которая пожирает своих детей...
– Вот уж я посмеюсь, ежели вы правы, – фыркнул Ненашев. – Да жаль, не доживу.
Ругань красноармейцев за дверью вдруг привлекла внимание офицеров, и они замолчали. Что-то новенькое? Странно, все уже, казалось, было решено, они даже исповедались друг другу за неимением священника. Неужели решили не ждать утра, и их расстреляют прямо сейчас? Эта мысль пришла в голову каждому. Володя судорожно вздохнул, но губы юноши попытались сложиться в подобие улыбки. Один за другим офицеры подымались на ноги и молча стояли, ожидая своей судьбы. Дверь отворилась и внутрь швырнули человека. Он кубарем покатился по полу и глухо застонал. Николай подбежал к новому товарищу по несчастью и помог подняться. Тот с трудом встал на ноги и витиевато выругался. Затем поднял глаза на штабс-капитана.
– Благодарю вас, – сказал он и склонил голову.
Внимательно посмотрев на нового узника, Николай только головой покачал. Столь отчаянно породистого лица ему видеть еще не доводилось. Естественно высокомерное, холеное, невероятно красивое. Все черты соразмерны, но в совокупности производили довольно странное впечатление. Этому человеку хотелось довериться. Притом его красота была именно мужской, никак не женской. И незнакомец разгуливал с таким лицом по красному Иркутску? Даже не замаскировавшись? Шутник он, в таком случае... Неудивительно, что обладатель породистого лица попал, в конце концов, в этот подвал. Такой конец совершенно закономерен. Да и выправка говорила сама за себя. Перед ними стоял такой же офицер, как и все здесь. К тому же, скорее всего, дворянин. А новичок снова повернулся к дверям.
– Вернули бы инструмент, господа красноармейцы! – разнесся по подвалу прекрасно поставленный баритон, но произносил слова он как-то странно, с каким-то почти незаметным акцентом. – Хоть перед смертью спеть. Последнее желание...
Один из стоящих на пороге красноармейцев, грузный небритый детина в трофейной английской шинели матерно выругался и погрозил говорившему кулаком. Второй, явно хохол, почему-то не поддержал товарища.
– Та виддай ты йому ту гытару, ранком, як його стрелять, знову соби визьмешь, – сказал он, сплюнув на пол желтую табачную слюну. – Хай поспивае хлопець в останний раз. До чого ж гарно спивае, вражина! Та й мы з-пид викна послухаемо.
– А коли сломает? – возмутился тот. – Он же вражина! Сломает, чтобы бедному человеку не досталось!
– Да не беспокойтесь вы, – рассмеялся новичок. – Не стану я ломать этот инструмент, он у меня с детства и отношения у нас с ним особые. Пусть и после меня кому-нибудь послужит.
– А! – махнул рукой красноармеец. – Черт с тобой, бери! Только смотри, ежели сломаешь, сразу не убью, долго мучиться будешь.