Десятилетний Володя Высоцкий со своим отцом Семеном Владимировичем и мачехой Евгенией Степановной
Потом Сережа вернулся, стал восстанавливаться. Все это тянулось, надо было добиться пересмотра дела и так далее. Один его друг помог Сергею устроиться на авиационный завод. Там он работал нормировщиком, еще кем-то. Он же был очень способный. И вдруг начальство вспомнило, что у них работает летчик, и ему дали летать, но уже на грузовых самолетах. А в письмах он мне писал: "Я уверен, что буду летать на боевых самолетах". Там, в Ульяновске, он и умер - в 1952 году…
- Значит, Высоцкий его знал?
- Конечно, Володя его знал, и уже потом Володя мне однажды говорит: "Мам, расскажи про дядю Сережу…" - "Ну что я тебе расскажу?.. Зачем это?" - "А-а, боишься, у меня же жена иностранка". - "Ничего я не боюсь, это она этого боится".
Ну а в те времена, конечно, Володя был мальчиком. Но я помню, что он очень переживал, когда Сергей умер… Сережа в последние годы жил в Ульяновске и приезжал к нам в Москву. Последний раз он приехал, - уже такой худой был - обошел всех своих родных и знакомых, как будто что-то предчувствовал. В Москве он был в сентябре, в декабре заболел, а в марте умер. Ведь на севере, в лагере, он такое пережил. Хвою ел, ягоды собирал, болел, в больнице лежал. Говорил там: "Сестрички, не дадите мне таблетку, чтобы вылечиться от тюрьмы?.." Сергей был такого веселого нрава. Но ведь там был - ужас! Сережа старался никогда об этом не вспоминать. Он безумно страдал от того, что все это было так несправедливо. Ни за что сломали человека! А вот теперь Генеральный штаб прислал мне бумагу, в которой говорится, что Сергей полностью реабилитирован.
Когда он вернулся, ему в Москве нельзя было жить. И он прятался у меня, смотрел из-за занавесок, не идет ли милиция. Все было очень строго, милиция все проверяла. Ну, а потом он устроился на работу на этот авиазавод. Просился на фронт, но ему отказали. Сказали, что можете сопровождать эшелоны, а он хотел воевать, и воевать летчиком.
Он мне рассказывал про пересыльную тюрьму. Туда сгоняли тысячи людей, и они стояли вот так - впритирку. То есть люди не могли ни сесть, ни даже упасть. И вот они - несчастные и голодные - иногда умирали стоя. А когда кого- нибудь вызывали, была жуткая давка, и в этой давке тоже погибали люди! И в этой толпе они, изможденные, придумали такой полуприсед, чтобы хоть немножко отдохнуть.
И вот представьте себе, потом начальник этой Лукьяновской тюрьмы был директором завода, на котором я работала в эвакуации. И там он издевался над рабочими.
Так что, видите, сколько я пережила за брата… Да и за сестер…
- И за племянника Николая?
- И за племянника тоже. Ведь Николай остался один: отца нет, мать умерла. И вместо того, чтобы его отправить в детский дом, он попал в детский приемник. А это совсем другое дело, там они, мальчишки лет 14–15, работали на угольной шахте. И уже там Николай начал кашлять… Потом Николай мне говорил: "Я чувствую, что начал кашлять…" И тогда мальчишки решили оттуда бежать. И по дороге они, голодные, что-то стащили, чтобы поесть. Их поймали, и так он попал в лагеря, работал где-то на золотых приисках в Сибири. И сколько я за него хлопотала!
А когда Николай вернулся в Москву, - вы бы знали, какой он был худой. Просто скелет. А вернулся он по амнистии, да еще дорогой его ударили ножом в живот, и рана загноилась… Но он сказал себе: я всеми правдами и неправдами должен вернуться в Москву. И главное было для него сохранить справку об освобождении. И вот он приехал в Москву: квартиры нет, прописки нет - что делать?.. А ведь он приехал в таком страшном виде: казалось, что у него есть только кости, а мышц вообще нет. Как из Освенцима!
А у него в Москве была еще одна тетка, я пошла к ней и говорю:
- Надо как-то устраивать парня.
- Вот и устраивайте сами своего парня.
В общем, она так агрессивно меня встретила. Но ведь тогда все всего боялись. Коля живет у нас. Конечно, надо хлопотать, ведь он нигде не прописан. А где хлопотать? С чего начинать? А тут еще Коля заболел - у него активный процесс в легких. Ходить он не может, лежит. Что делать? Куда бросаться? И я начинаю хлопотать, звоню в больницу. Говорю: приезжайте, иначе человек может умереть. Лежит, а на нем все мокрое, как будто он из ванны вылез! Это все было еще на Первой Мещанской, еще в старой квартире - 1951-й или 1952 год. Ну и что делать? Я же работала… Приезжает врач, дает направление на рентген. И вот там, после рентгена, из кабинета выскакивает медсестра… Вот с такими глазами! "Кто здесь с ним?! Кто здесь Дартушина?!"
Я говорю:
- А что с ним?
- А вы кто?
- Я - тетка.
- У него ужасное затемнение в легких!
Ну, что делать - надо класть его в больницу, а как? Коля же нигде не прописан, у него даже паспорта нет. Я начинаю хлопотать, иду в райисполком. Все там рассказала, а мне говорят: "Мы понимаем ваше положение, но ведь он живет не на нашей территории. Советуем вам пойти в свой исполком". А тогда ведь все было проще: я сразу попадаю в приемную председателя нашего исполкома, а он уже собирается уходить. Я к нему:
- Вы уже уходите?
- Да, ухожу. А вы ко мне?
- Да, к вам.
- Ну, пожалуйста.
Представляете? Возвращается в кабинет, предлагает мне стул. И я говорю:
- У меня вот такая ситуация, в квартире такой больной человек.
И он меня направляет в другой кабинет: "Идите к товарищу Шепелю и расскажите, что у вас такая проблема… Все подробно ему расскажите".
Я пошла, а это оказалась женщина. Все подробно ей рассказала. И на следующий день с работы ей звоню. Она отвечает: "Я ничего не забыла, все идет своим чередом". Прихожу вечером домой, оказывается, что она сама побывала у нас и посмотрела Колю. А соседи все ей рассказали. Ведь все они - и Гися Моисеевна, и Людмила Яковлевна - помогали, ходили к нам, кормили Колю. И эта Шепель мне говорит, что надо пойти туда-то, взять такие и такие документы.
Ой-ой-ой! Сколько я тогда выходила!.. У меня была целая записная книжка: куда и когда надо идти, с кем говорить… А у меня же работа, правда, меня отпускали иногда… И однажды я прихожу домой, а Коли нет. Наконец его забрали в больницу. Я сразу туда, а сестра говорит: "Вот и мамочка твоя пришла…". А когда она его раздевала, то говорила: "Милый мой, откуда же ты такой явился?". А Коля говорит: "Откуда-откуда? Оттуда, где и Макар телят не гонял…"
В общем, у него туберкулез, и он лежит в больнице в Сокольниках полгода. Я езжу к нему почти каждый день, падаю с ног, но что же делать. Потом меня вызывает главврач и говорит: "Мы не можем его больше держать, курс лечения закончен. Но просто так выписать мы его не можем - он же без паспорта".
Я опять в наш исполком: ну дайте, наконец, паспорт человеку. И наконец мне дают паспорт. В больницу Коля лег летом, а вышел зимой. И вот всем домом мы собирали ему одежду. Кто-то дал пальто, кто-то - шапку, зимние ботинки. Вот такая история.
- А Высоцкий общался с Николаем?
- Володя с ним, конечно, общался, но не так много. Он даже говорил Николаю: "Коля, ты на меня не обижайся, я же учусь, я же - студент".
А вообще, вы знаете, Валера, это очень тяжелая тема, и я стараюсь ее не касаться.
О Марине, о даче и о наследстве
Что касается Марины. Марина прилетает 23 января. И я вас уверяю, Валерий, все с ней будут общаться. Я Вадиму Ивановичу (Туманову. - В.П.) сказала: "Вы должны высказать Марине свое мнение. И очень резко ей сказать, что вы думаете о ее книге".
А вы знаете, что Марина подала в суд на газету "Советская Россия"? Подала за неточный перевод. А женщина, которая переводила этот отрывок, - очень образованный человек. Она говорит, что во французском языке нет такого слова "алкоголик". А там речь идет вот о чем. Марина пишет, что вот она приехала в Москву, познакомилась с молодым человеком, а ей говорят: "Это сейчас он не пьет. А вообще он - алкоголик. И потом он тебе покажет…" А если бы Марина хорошо владела русским языком, то она могла бы написать так… Что он часто себя не сдерживает, ну, наконец, выпивает. Но не алкоголик же! И вообще она не должна была об этом говорить.
Потом она путает многие факты… Возьмем этот трагический случай у Абдуловых. Во-первых, было желудочное кровотечение, а не "пошла кровь из горла". И это было не в тот момент, когда якобы Володю не пустили в автобус, он расстроился, вышел из себя, и поэтому все произошло. И произошло это потому, что он жил в постоянном напряжении.
Потом, она пишет о каких-то тяжбах, о судах. Да, это было, но это мы ходили, волновались, терзались. А Володе звонили по телефону и вызывали в суд. А он сказал: "Оставьте меня в покое! Я никуда не пойду! Не звоните мне больше и не мешайте мне работать". Повторяю, он все время был в напряжении.
- Эта история с группой администраторов Кондакова?
- Наверное. Ведь Володя многое не рассказывал. Я только слышала его разговоры по телефону и видела эти повестки в суд, которые я запихнула подальше, чтобы они не попадались Володе на глаза.
Да, а в главе, где говорится о Семене Владимировиче, она якобы пишет Володе: "Милый мой, ты не знаешь, в какой стране ты живешь." И это пишет француженка, это у них все продается и все покупается, а не у нас.