Всех нас одинаково поразили аборигены, населяющие здешнюю землю, которых иногда называют индейцами. У них темная кожа, они не носят одежды, если не считать тонкой ленточки вокруг головы, а у мужчин еще и узкой набедренной повязки. У некоторых лица и тела расписаны белой краской, добываемой из глины, и их внешность производит жуткое впечатление. А в остальном они довольно приятны на вид, хорошо сложены и жизнерадостны. У них глаза пугливой газели, обрамленные густыми темными ресницами, чрезвычайно широкие и плоские носы, часто украшенные вставленными в ноздри кусочками белой кости, и густые черные волосы, в которых болтаются всевозможные украшения. Оказавшись свидетелем одного происшествия, которое можно назвать неожиданным или забавным, я обнаружил, что мое чувство юмора значительно погрубело за время путешествия. Когда эти индейские мужчины впервые встретились с нашими женщинами, их естественным побуждением было откровенное стремление увидеть все, и это дало повод безудержному веселью среди самых неотесанных осужденных обоих полов. Трудно понять, что аборигены думают о нас, хотя наше первое знакомство прошло вполне успешно.
Рассказывают, что один из туземцев положил на песок свой щит в качестве мишени и был очень удивлен, когда офицер выстрелами из пистолета изрешетил покрытую кожей поверхность, но быстро оценил силу нашего оружия. Из этого эпизода можно сделать вывод, что они, по-видимому, весьма сообразительны. И еще говорят, что в один из вечеров, когда капитан Филлип с офицерами ужинал на берегу, там появилась группа туземцев. Капитан дружественным жестом поднял руки над головой, но туземцы, очевидно, были настроены по-боевому. Тогда капитан Филлип обвел то место, где сидели его офицеры, и дал аборигенам понять, что они не имеют права пересекать эту линию. Поговаривают, что по крайней мере частью своего влияния на туземцев капитан Филлип обязан отсутствию у него переднего зуба, так как этот, по нашему мнению, недостаток считается у них признаком превосходства над остальными. Самое неприятное в индейцах – это отсутствие у них привычки мыться, поэтому от них исходит отвратительный запах. Это признают все. Еще одной причиной этого запаха является, вероятно, их обычай натирать тела жиром животных.
Что у нас вызывает удивление и восхищение – так это здешние животные, называемые, если пользоваться терминологией Кука, кенгуру. Ростом они с невысокого человека и похожи на огромных зайцев, прямо стоящих на больших задних лапах и опирающихся на толстый мускулистый хвост; передние лапы у них очень маленькие, и кенгуру, по-видимому, ими почти не пользуются. Это травоядные животные и, пожалуй, не умнее овец или коров. Они сумчатые, как опоссумы, и своих детенышей носят в кармане на животе.
Нас, осужденных, отправили расчищать землю, которая в здешних краях чрезвычайно каменистая. Растущие на ней деревья, получившие у нас название "каучук" за смолистые выделения из стволов, имеют твердую, как железо, древесину. Подходящего инструмента у нас нет, работа тяжелая, а после многих месяцев, проведенных в море, мы все утратили силу и сноровку. Мне не повезло: я оказался приписанным к рабочей бригаде, отданной под надзор "красного мундира" Уилбурна. Высадка на берег ни в коей степени не смягчила его характер и не уменьшила его неприязнь ко мне, и его придирки, которые я обязан терпеть, помимо прочих трудностей, мне становится все труднее выносить.
О, моя нежная Элизабет, как хорошо, что ты не видишь, в кого я превратился! На мне, похоже, навечно запечатлелось все то, что я пережил, и мне остается только гадать, в кого же я превращусь в конце концов!"
Глава 4
В последующие годы у Фейс будет немало поводов благодарить Котти Старка, но никогда ее благодарность не будет сильнее, чем в этот первый вечер.
Когда Котти оставил их у мастерской Симона Марша, пообещав вернуться до наступления темноты, пошел дождь, и Фейс подумала, что, если мальчик не поможет, ей с дочерьми придется провести сырую, холодную и голодную ночь.
Принадлежавшая Симону Маршу мастерская оказалась маленькой плетеной хижиной, состоявшей из двух комнат. В ней было не очень чисто и пахло шерстью. Дальняя комната предназначалась для ткацких станков, а в передней хозяин принимал покупателей и показывал им выставленные на продажу рулоны тканей. Полом в мастерской служила утрамбованная земля, а крыша была сделана из тростника. Фейс содрогнулась, услышав, как в сухих листьях над головой снуют маленькие зверушки. Хоуп молчала, крепко уцепившись за материнскую юбку, и только маленькая Чарити хныкала:
– Мама, здесь плохо! Мама, хочу кушать!
Фейс, чувствуя на себе пронизывающий взгляд Симона Марша, постаралась поскорее успокоить девочку, но Марша, по-видимому, совершенно не волновал плач Чарити.
– Это мастерская. – Он жестом указал на тесное помещение. – Я ткач по профессии, ткачом был и в Англии, а сюда эмигрировал в надежде улучшить свои дела. – Он сделал кислую мину. – Да, ничего не скажешь, это здорово "помогло" мне. Почти все привезенные овцы пали, а здесь, на месте, шерсть достать трудно. Но ваши корабли привезли мне шерсть из Лондона, и теперь я смогу производить больше товара. Поэтому-то, госпожа Блэксток, мне и потребовалась помощница. – Он едва заметно улыбнулся. – Я не стану для вас чересчур строгим хозяином. Пока вы будете прилежной и меня будет устраивать ваша работа, никаких осложнений не возникнет. – Затем внезапно его лицо приняло угрожающее выражение. – Жду вас у станка завтра с восходом солнца!
У Фейс сжалось сердце, она надеялась, что ей дадут хотя бы день, чтобы устроиться на новом месте, а он даже словом не обмолвился о жилье.
– Но я должна найти пристанище для себя и своих дочерей! Или вы дадите нам жилье?
– Это меня не касается. – Марш покачал головой. – От меня вы будете получать только еду и одежду.
– Но мне говорили, что еду и одежду предоставляет правительство.
– Значит, говорили, вот как? – Его взгляд стал колючим. – Признаю, это правда, но я не получу от вас никакой выгоды, пока вы не начнете по-настоящему работать.
– А что же делать с дочерьми, пока я работаю? – растерянно спросила Фейс, беря Хоуп за руку.
– И это тоже меня не касается. Главное, чтобы они не мешали вашей работе. – Он мрачно взглянул на Хоуп. – Старшая, пожалуй, могла бы помогать вам в ткацкой мастерской.
– Но ей всего пять лет!
– Скоро будет шесть, мама! – Хоуп в негодовании выпрямилась, чтобы казаться выше, и у Фейс глаза снова наполнились слезами.
Такой дочерью можно гордиться, но Фейс предчувствовала, что девочке предстоит повзрослеть раньше времени и она никогда не узнает, что такое настоящее детство. Фейс крепче прижала к себе сидевшую у нее на руках Чарити и поцеловала ее в макушку. Она мысленно дала себе клятву, что будет делать все от нее зависящее, чтобы защитить Чарити от подобной судьбы.
– Здесь не место для малышей, – проворчал Симон Марш. – Вам следовало оставить их в Англии.
– Это мои дети, и я люблю их! – возмущенно воскликнула Фейс. – Без них мне незачем жить!
– Вам следовало бы задуматься об этом до того, как совершать преступление, за которое вас сюда отправили.
– Сэр, – вскинув голову, произнесла Фейс, – мое преступление в том, что я украла кусок хлеба, чтобы накормить своих голодных детей!
– Воровство есть воровство, – заключил Марш. – Мы здесь тоже беспощадно с ним боремся, и если вас поймают на воровстве, вам устроят порку. – Он отвернулся, жестом давая понять, что разговор окончен. – Будьте здесь завтра с восходом солнца, иначе тоже можете заработать порку. А теперь я бы посоветовал вам заняться поисками жилища, пока другие не успели захватить все свободные хижины.
– А как же еда? – выпрямилась Фейс чуть не плача. – Вы же сказали, что будете кормить нас!
– Буду, – кивнул Марш, – но только завтра, когда получу с корабля свой провиант. Вам должно быть известно, что продовольствия здесь мало, так что на многое не рассчитывайте.
– Я слышала, – вздохнула Фейс, – народ говорил об этом, когда мы высаживались на берег, но неужели у вас не найдется для нас хоть чего-нибудь? Хоть кусочка хлеба для девочек?
– Идите к солдатам. Это все, что я могу вам посоветовать. – И Марш снова кивнул.
Понурившись и взяв за руку Хоуп, Фейс вышла под дождь и сразу же увидела улыбающегося Котти Старка и удивилась тому облегчению, которое почувствовала при его появлении. Неужели ей придется зависеть от двенадцатилетнего ребенка?
– У меня хорошие новости, госпожа Блэксток, – сообщил он, остановившись перед ними и улыбнувшись еще шире. – Мне повезло, я нашел пустую хижину и занял ее для вас. Правда, она требует небольшого ремонта: нужно заново покрыть тростником крышу и заделать глиной дыры. Завтра с утра я этим займусь, а на сегодняшнюю ночь она вполне сгодится.
– Котти, ты чудесный парень! – радостно воскликнула Фейс. – Я тут ломаю голову над тем, где мне искать пристанище на сегодняшнюю ночь, – и вдруг появляешься ты! Но разве у тебя нет своих дел, которыми ты должен заниматься?
– Ничего такого, что нельзя было бы отложить, – беспечно ответил мальчик. – А теперь, госпожа, давайте-ка мне саквояж и малышку, и я отведу вас к вашей хижине. А ты, Хоуп, накинь это на себя, чтобы хоть немного защититься от дождя.
Отвернув полу своего длинного рваного плаща, он накрыл ею Хоуп, взял у Фейс саквояж и Чарити и повел их обратно по Скалистой дороге, туда, где приютилось множество маленьких хижин, перед которыми даже в дождь горели костры.