Никого из прежних друзей у нас не осталось - почти все они, как и папа, потеряли и дома, и все свое состояние. И когда явились люди из банка, чтобы описать наше имущество, мама встретила их на крыльце с мушкетом в руках. Они пытались урезонить ее, но она упала и тут же умерла. Доктор сказал, что у нее был удар.
- И ты нанялась в служанки? - спросила Лорна, когда Ники вдруг замолчала.
- Я просто не могла придумать ничего другого. Не к кому было даже обратиться за помощью. Лучший друг отца, дю Вильер, в том же году умер во Франции. Семейной плантацией около Нового Орлеана управлял его младший сын Франсуа, но они с моим папой… не смогли столковаться.
- Мы все перенесли много несчастий, - сказала Лорна. - И чем дольше до этого мы жили спокойно и безмятежно, тем больнее ударяют по нам невзгоды.
- Тернеры, которые наняли меня, были людьми совсем неплохими. Предполагалось, что мой контракт закончится в мой восемнадцатый день рождения. Все было бы не так уж и плохо, если бы контракт не был перекуплен другими. - Она с дрожью вспомнила об Армане Лоране и его жестокости, затем об этой подлой твари Адриане Пэкстон, которая оговорила ее.
Именно по ее оговору Ники и посадили в тюрьму. - Я никогда не думала, что дело может так обернуться.
А оно так и обернулось, подумала Ники, возвращаясь к действительности. Стоны по ту сторону коридора стали затихать, их сменили горькие рыдания.
- Отчаиваться нельзя. Ни в коем случае. - Лорна подняла ее на ноги. - Завтра ты покинешь это проклятое место.
И где бы ты ни оказалась, хуже, чем здесь, нигде уже не будет. Через несколько лет ты выполнишь свои обязательства по контракту и сможешь делать все, что тебе захочется.
- Если уж говорить точно, то не "несколько", а семь лет, - горько сказала Ники. Трехлетний срок ее контракта превратился уже в десятилетний, а это уже целая вечность. Борясь с накатившей на нее волной отчаяния, она закрыла глаза. - Не знаю, доживу ли я до истечения срока.
- Ну, до сих пор-то ты прожила.
- Только благодаря тебе.
Две недели назад, когда тюремщики начали насиловать заключенных женщин, Лорна - она была девятью годами старше Ники, - заметив выражение ужаса на лице своей подруги, сказала:
- Ты еще никогда не спала с мужчинами?
- Нет, - шепнула Ники. Не в силах отойти от двери, она наблюдала, как тюремщик насилует женщину. Мольбы о пощаде, отчаянные взмахи рук и ног, казалось, только разжигали его.
Крепко ухватившись за плечи Ники, Лорна оттащила ее в уголок камеры, откуда она уже не могла наблюдать за этой отвратительной сценой. Ники в страхе ожидала, что тюремщики вот-вот вломятся в их дверь, но Лорна поспешила прийти ей на помощь.
- Мы спрячем тебя прямо у них под носом, - решительно сказала она.
Быстрыми уверенными движениями девушка заплела густые волосы Ники и убрала их под потрепанный коричневый капор.
- Надо спрятать твои груди, - сказала затем шотландка. Она объяснила, как это сделать. Ники отодрала от своей грязной нижней юбки длинные полосы и намотала их поверх грудей, а Лорна перетянула их так, что Ники с трудом могла дышать.
- Смотри, не поднимай головы, - предупредила ее Лорна. - С убранными волосами и плоской грудью ты выглядишь не больше чем на двенадцать-тринадцать лет. Конечно, некоторых это не остановит, но большинство предпочитают иметь дело со зрелыми женщинами.
Она оказалась права.
Когда они пришли к ним в камеру, Лорна не сопротивлялась, а Ники была так напугана, что могла только смотреть на насильников, не в силах что-либо предпринять. Через два дня они снова вернулись. К этому времени Ники успела оправиться от страха и невзирая на протесты Лорны приготовилась дать отпор. Взяв в руки деревянный табурет, она спряталась за дверью и с такой силой опустила его на голову первого тюремщика, что он свалился в беспамятстве. Второй, молодой человек, лишь недавно ставший тюремщиком, поспешил удалиться, утащив и своего товарища. В тот же вечер привели очередную группу женщин, и тюремщики занялись новенькими, оставив в покое Лорну и Николь - Может быть, на этот раз тебя купит какой-нибудь приличный человек, - сказала Лорна.
Ники должны были продать в четвертый раз за эти три года, но только в первый раз с публичного аукциона.
- Навряд ли. Теперь я не просто законтрактованная служанка, меня считают воровкой.
- Но к таким, как ты, почти детям, относятся снисходительно, Только бы они не заметили, какой возраст написан в твоих бумагах.
- Какое это имеет значение? Не могу же я ходить все время одетая под девочку Рано или поздно кто-нибудь заметит, что я женщина. Один Бог знает, что случится тогда.
Лорна ничего не могла возразить на это. Ее подруга - утонченная образованная леди, но бедственное положение кладет свою печать на всех без исключения, тут уж ничего не поделаешь. А ведь, казалось бы, Ники должна была жить безмятежной жизнью, имея достойного молодого мужа, который бы любил ее, как она того заслуживает.
Но муж у нее вряд ли будет. А вот дети могут быть, незаконнорожденные, ублюдки, неизвестно от кого. Конечно, есть законы, защищающие наемных служанок, но люди, которые перекупают контракт, обычно достаточно богаты, чтобы безнаказанно обходить их. Ники с тяготевшим над ней обвинением в краже, с ее красивым лицом и фигурой, кое-как прикрытой грязной одеждой, трудно рассчитывать на какую-то защиту. Лорна вздохнула: жизнь - штука нелегкая.
В ожидании следующего дня Ники всю ночь ворочалась на своем соломенном тюфяке, брошенном прямо на холодный каменный пол, и, лишь только настало утро, стала беспокойно расхаживать взад и вперед по камере. Не видя солнца, трудно было сказать, сколько часов им пришлось ждать, прежде чем они услышали шарканье ног за дверью. Скорее всего это была уже вторая половина дня.
- Пришла и наша очередь, - сказала Ники, услышав, как лязгнула дверь напротив, а затем послышались голоса женщин, которых конвоиры погнали по коридору. Она словно воочию видела себя стоящей на подмостках, слышала голоса людей, выкликающих цену, точно она не человек, а выставленная на продажу вещь. Впрочем, в сущности, так оно и было.
Ее охватили ужас и страх. Что бы сказал папа, если бы был здесь? Но в глубине души она знала, что он сказал бы:
"Никто не может опозорить тебя, доченька. Ты только сама можешь опозориться". Она помнила эти, как будто бы совсем недавно произнесенные слова.
- Держись поближе ко мне, - сказала Лорна. - Я знаю почти всех городских богачей. Старый козел, который купил мой контракт, был журналистом. Форсайт знал все обо всех. Когда нас выведут, я скажу, каких покупателей надо поощрять, а от каких по возможности отвязываться.
- И как я могу это сделать?
- Ты умница. Сообразишь, когда придет время Плечи Ники поникли. Да, конечно, она постарается сообразить. Вот уже три года, как ей приходится выворачиваться из всяких трудных положений. Но нельзя сказать, что это хорошо ей удается.
Скрежет ключа в замке наполнил ее сердце страхом. Подобного ужаса она еще не испытывала. Никогда не знала она и такой неопределенности, такого унижения. Хорошо еще, что она законтрактовалась под девичьей фамилией своей матери.
Никому и в голову не могло прийти, что Ники Стоктон, тщедушная замарашка с глазами загнанного животного, - Николь Сен-Клер, дочь Этьена Сен-Клера.
- Поднимите юбки, - скомандовали конвойные, намереваясь сковать ноги женщин одной цепью.
Когда холодная цепь обвила стройную лодыжку Ники, врезаясь в ее нежную кожу, она повернулась к женщине, которая сумела занять особое место в ее сердце.
- Я никогда не забуду тебя, Лорна. - Непрошеные слезы закипели в горле. - Как бы я хотела отблагодарить тебя за все, что ты сделала! Если я хоть , когда-нибудь смогу хоть что-нибудь для тебя сделать…
- Ты хорошая подруга, Ники, я буду молиться за тебя.
- Не знаю, как чувствуешь себя ты, но эта проклятая погода действует мне на нервы. Я бы с удовольствием выпил. - С этими словами Александр дю Вильер, для друзей - Алекс, хлопнул по спине своего лучшего друга Томаса Демминга.
Было не так уж холодно, но пасмурно и ветрено. Довольно необычная погода в преддверии лета. Оптимист по натуре, Алекс утешался мыслью, что зато ему не жарко в его двубортном цвета листвы сюртуке. Широкий галстук и плиссированная рубашка выглядели такими же свежими, как и утром, когда он только что их надел.
- Я слышал, в гостиницу "Сент-Луис" привезли коньяк "Наполеон", - сказал Томас. Его блестящие светлые волосы и полы сюртука из тонкого сукна трепетали на ветру.
- Это просто замечательно, - подхватил Алекс на своем почти безупречном английском языке. Вернувшись в прошлом году в Бель-Шен, Алекс старался как можно больше говорить по-английски. Родился он в Америке, но по национальности был французом. Хотя большую часть жизни он провел во Франции, учился в Сорбонне и год в Политехнической школе, своим домом считал луизианский Бель-Шен.
- Как ты думаешь, какова будет цена сахара в этом году? - спросил Томас, когда они пошли по Ройял-стрит, направляясь к гостинице.
Алекс не ответил. Его внимание привлекло скопление народа возле ротонды гостиницы.
- Что там происходит?
- Невольничий аукцион? - предположил Томас. Однако это были не негры, что опровергало его предположение.
- Законтрактованные служанки, - поправил Алекс, замедляя шаг. - Из тюрьмы. Главным образом беглянки и воровки.
Он ненавидел любые формы рабства. Слишком долго жил во Франции, где все люди считаются равными. Томас также испытывал неприязненное чувство к происходящему.
- Обойдем это сборище и зайдем в гостиницу с другой стороны.