Олей повеселел, предвкушая возвращение в обитель. Он поведал, что стал послушником после того, как год назад в гневе убил своего сородича. За подобное юношу забили бы камнями, но святой отец Гилберт, или Гиб, как на местный лад называл его Олей, взял юношу под свою защиту с условием, что тот станет одним из братии и поклянется никогда не брать в руки оружие. Год его послушничества уже на исходе, скоро Олей станет монахом и ему выбреют тонзуру. Похоже, юного горца это радовало, и он даже похлопал себя по всклокоченной вихрастой шевелюре, словно уже сейчас был готов распрощаться с буйными черными кудрями.
Несмотря на то что обитель Святого Колумбана пользовалась авторитетом в округе, самих монахов там было совсем немного. Приблизившись, путники заметили только четыре фигуры в серых сутанах – двое трудились в огороде, еще двое возле нескольких ульев. При появлении Олея с незнакомцами монахи прекратили свои труды и вышли навстречу пришельцам. Выглядели они как обычные монахи-францисканцы – длинные сутаны из некрашеной шерсти, подпоясанные веревками, сандалии на босу ногу, выбритые тонзуры. Впереди стоял сутулый, по сути горбатый старик, маленький и с на редкость непривлекательным лицом, зато улыбка у него была приветливая и ясная.
– Мир вам во Христе, путники. Олей, кого это ты привел к нам по милости Провидения?
Мойра даже всхлипнула от такого доброго обращения и, шагнув вперед, опустилась на колени перед настоятелем.
– Benedicamus, Patrem, – произнесла она на латыни.
– Да пребудет с тобой благословение Божье, дитя мое, – произнес отец Гиб с явным удивлением в голосе. И прибавил: – Давно мой слух не ласкала благородная латынь. Встаньте же, дитя мое, и поведайте, какая судьба забросила вас в наш уединенный край.
Несмотря на то что Мойра держалась почтительно и скромно, монахи из Святого Колумбана сразу признали в ней благородную госпожу. Она была в лохмотьях, но ее манера держаться, речь и красота произвели на них впечатление. Когда же они спросили, кто ее спутник, осторожно уточнив, не супруг ли он Мойры, то ответ, что Дэвид – родич, взявшийся сопровождать и охранять ее, не вызвал у них недоумения. По местным понятиям родственник – это один из людей клана. Они Маклейны? Что же, францисканцы будут рады оказать им гостеприимство, насколько это позволительно в их положении.
Дэвид лишь усмехался, слушая их беседу, но для него было явным облегчением, что монахи говорили на чистом гэльском, не переходя на местное наречие норвежского языка. И он с готовностью подтвердил, что сопровождает свою родственницу на Оркнейские острова, откуда она родом. Аббата Гиба и его немногочисленную братию это озадачило: они стали уверять, что добраться до Оркнеев очень сложно. При этом рассказали, что в море у островов невероятные течения, образующие огромные водовороты, в которые может засосать целое судно. Плававшие там мореходы поведали, что это русалки толкут воду в огромной ступе под водой, а заправляет ими сама матушка Кэри.
Дэвид так и застыл с открытым ртом, пораженный языческими суевериями, услышанными из уст монахов. Они что, серьезно? А Мойра принялась объяснять, что матушка Кэри – это старинная владычица океана, прародительница буревестников, повелительница всех морских существ от тюленей и касаток до коварных русалок. Дэвид слушал ее и видел, что монахи согласно кивают.
– Святые отцы, но ведь на Оркнейских островах есть монастыри и собор Святого Магнуса, находящиеся под покровительством епископства Сент-Эндрюс. При чем тут матушка Кэри и русалки?
Он видел лукавую искорку в серо-голубых перламутровых глазах Мойры, видел сурово поджатые губы монахов. И постепенно стал догадываться: соперничество обителей на севере Шотландии так же естественно, как и войны местных кланов. Поэтому братья постараются отсоветовать путникам идти туда, где сильна власть Сент-Эндрюсской епархии! Сами же они были отряжены в эти северные края от Элгинского епископства. Кафедральный собор в Элгине, некогда называемый Светоч Севера, в прошлом был гордостью Шотландского королевства, откуда распространялось христианство в дикие северные края. Но потом в Элгинском епископстве возникли серьезные неприятности, и ныне, насколько знал Дэвид, дела в Элгине были не слишком хороши, ибо оно постепенно сдавало свои позиции. И, конечно, элгинские монахи ревностно относились к своим возвысившимся собратьям из епископства Сент-Эндрюс, находившегося ныне в расцвете. Так что им не больно радостно слышать, что двое пришлых держат путь туда, где их епархия не имеет никакого влияния.
Но при этом францисканцы Святого Колумбана не могли отказать гостям в приюте и помощи. Но и тут вышла некая неувязка: несмотря на то что монахи восхищались красотой и обходительностью Мойры, они не разрешили ей пройти за ограду мужской обители. Зато Дэвиду, как мужчине, позволили стать гостем монастыря. Он воспользовался этим, чтобы без своей спутницы переговорить с отцом настоятелем и попытаться вызнать новости. Ибо в какой бы глуши ни находилась обитель, именно сюда сходятся люди, как на церковную службу, так и просто повидаться и поделиться новостями. С этим же монастырем Дэвиду вообще повезло: он услышал воркование голубей под стрехой крыши монастыря, а эти разводимые в обителях божьи птицы обычно были почтовыми, и благодаря им даже в уединенных горных монастырях можно было получить весточку из большого мира.
Причем, к удивлению настоятеля, гость перешел на шотландский язык низинных земель.
– Надо же! – всплеснул худыми руками отец Гиб. – Я так давно не слышал родную речь, что сейчас мне странно слышать ее от человека в пледе горца.
Дэвид лишь улыбнулся одной из своих обворожительных улыбок, обнажив прекрасные зубы и посмотрев на святого отца с лукавым блеском в глазах, что действовало одинаково и на мужчин, и на женщин, и на пожилых священников. Про себя же подумал, что не ошибся, сообразив, что этот на редкость некрасивый, яйцеголовый, с крупным носом и следами от оспы на коже священник вполне мог быть из дворянского рода Низинной Шотландии. Все же не всякого служителя Церкви брались ставить настоятелем даже в удаленные обители, обычно это были люди из благородных семейств. А в многодетных семьях старались отдать Церкви именно то дитя, у какого было меньше возможностей заключить выгодный брак или сделать военную карьеру.
Таким и оказался отец Гилберт, как он сам признался, добавив, что его сердцу мило встретить человека с Низин, пусть и занесенного в далекий Хайленд.
Итак, когда Дэвид добился расположения настоятеля Гилберта, он осторожно приступил к расспросам. Сперва, конечно, вывел его на откровенность, поведав, как им трудно было плыть, но они не осмеливались пристать, ибо им сообщили, что нынче идет большая война между кланами Маккензи и Манро из-за похищенной женщины Маккензи. При этом Дэвид сделал паузу, но отец Гиб никак не отреагировал на его слова, и он продолжил рассказ, поведав, как они попали в шторм и их занесло на остров прокаженных. Даже когда Дэвид сказал, что в море они потеряли счет времени и не ведают, какой нынче день, то и это не показалось настоятелю странным. Он просто сообщил, что они только провели службу, посвященную святому Лазарю. Что же касается войны между упомянутыми гостем кланами, то все обошлось, улыбнувшись, сказал священник. Правда, пришлось вмешаться властям, но теперь все закончилось славным миром.
– Как же так, святой отец? – сдерживая дыхание, спросил Дэвид.
– О, вы ничего не знаете, ничего не знаете! – замахал узкими ладошками настоятель Гиб.
И он приступил к долгому многословному повествованию. Его гость Дэвид Хат Маклейн прав лишь в том, что столкновение между Манро и Маккензи действительно произошло из-за женщины. Что поделаешь, если горцы считают похищение своих невест достойным деянием! Хотя тут непонятно, зачем юному Манро было похищать Кэт Маккензи, ведь девушку ему отдали бы и так, попроси он ее руки положенным образом, но ведь… Ах, молодость, молодость! Эхин решил похитить Кэт Маккензи во время охоты и привез ее в свой замок Фоулис в землях Манро, но, вместо того чтобы поспешить объявить ее своей невестой… стал чего-то выжидать. Более того, говорят, он даже отказывался обвенчаться с девушкой, когда на этом стали настаивать старейшины клана. Кэт Маккензи была женщиной славного рода, и такая медлительность Эхина бросала тень на ее доброе имя. Прошли уже те времена, когда вождь мог запросто взять женщину в жены лишь на год по старому обычаю, и юноше Эхину следовало подать добрый пример своим клансменам, представ с похищенной невестой перед алтарем. Но он все тянул, тогда ее дядя Гектор Рой поднял своих клансменов и они напали на владения вождя Эхина. Пролилась кровь, и все уже ожидали, что междоусобица принесет немало бед, но тут в дело вмешался граф Хантли и настоял…
– Погодите, отче, – не удержавшись, перебил священника Дэвид. – Насколько я помню, речь шла не о племяннице Гектора Роя, а о его жене. Говорят, она была редкой красавицей и именно ее похвалялся похитить Эхин Баллох.