Элла Стюарт, скучающая в браке, без особых моральных страданий крутит роман с женатым бизнесменом Уильямом Эшфилдом.
Тот, в свою очередь, давно подумывает бросить жену - художницу Бэт - и связать судьбу с Эллой.
Как выясняется, и сама Бэт, тайно влюбленная в жениха собственной дочери, жаждет разорвать надоевшие узы брака. Цепь измен кажется бесконечной…
Но внезапно грянувшая трагедия вынуждает всех участников этой истории в корне изменить свою жизнь и попытаться понять, чего они все-таки хотят друг от друга: любви или понимания, свободы или прощения?
Содержание:
1 - Элла 1
2 - Уильям 6
3 - Бэт 10
4 - Кейт 13
5 - Элла 16
6 - Уильям 21
7 - Бэт 25
8 - Кейт 28
9 - Элла 31
10 - Уильям 35
11 - Бэт 39
12 - Кейт 42
13 - Элла 46
14 - Уильям 51
15 - Бэт 54
16 - Кейт 57
17 - Элла 61
БЛАГОДАРНОСТИ 64
Примечания 64
Тесс Стимсон
Цепь измен
1
Элла
Я часто задавалась вопросом, не заложена ли склонность к неверности в генах, как, скажем, голубые глаза или неровные зубы. Может быть, я изменяю лишь потому, что так записано в моей цепочке ДНК?
Это во мне говорит ученый: все мы - совокупность генетических штрих-кодов, не больше и не меньше. Видите - да вот же она: удобно устроилась между рыжими волосами и склонностью к грушевидности (бедра, берите от жизни все!) - вот она, неверность, яснее ясного. Биологическое доказательство того, что я не способна хранить верность, точно так же как не в состоянии уменьшить размер ноги.
Рядом со мной шевельнулся Уильям. Он тянется к моей груди - и сосок мгновенно твердеет от прикосновения. Его плоть, снова напрягшаяся, толкает меня в бедро. Я улыбаюсь. По прошествии восьми лет мы не слишком часто занимаемся сексом - зато, когда это происходит, берем свое сполна.
Он перекатывается на спину и усаживает меня на себя верхом; входит в меня, отчего я слегка морщусь. Ему вовсе не обязательно знать, что прошлой ночью я занималась любовью с Джексоном - дважды.
Я хватаюсь за бронзовую спинку кровати, чтобы не упасть от толчков; мои груди дразняще колышутся над его ртом. Губы сжимают сосок - и вот я ощущаю между ног зигзагообразное биение. Держусь крепче. Уильям намного эгоистичнее в любви, так что я научилась получать удовольствие, не прося об этом его. Джексон гораздо более чуток: он всегда изобретает что-нибудь новенькое, чтобы сделать мне приятное, и сдерживается, пока я не кончу - бывает, по три-четыре раза подряд.
Я выкидываю Джексона из головы. Вопреки расхожему мифу женщины вполне способны умело изменять. Все, что для этого нужно, - научиться мыслить как мужчина.
Я трусь клитором о пах Уильяма, ощущая, как подкатывает знакомая волна жара. Его зубы покусывают мою грудь - жадно и сладостно. Я пропускаю руку у него между ног, проскальзываю ногтями вдоль внутренней поверхности бедра и касаюсь яичек. Он выгибается, проникая глубже, и достигает моей точки "джи". Я замираю, наслаждаясь пиком момента. И вот оргазм обрушивается на меня стремительными, почти болезненными волнами.
Одной рукой я нахожу крошечную чувствительную точку между его яичками и анальным отверстием, надавливаю ровно настолько, чтобы свести его с ума; другой рукой пытаюсь дотянуться до пиликающего телефона.
Только два человека способны послать мне сообщение так поздно ночью. Джексон или же…
- Вот черт! - Я сваливаюсь с Уильяма и ощупью ищу одежду.
Он с хлопком откидывается на подушку.
- О Боже. Я думал, у тебя сегодня ночью не должно быть вызовов…
- Срочный. - Подцепив лифчик, ползу под кровать за трусиками. - Я вернусь, как только освобожусь.
- Нельзя было подождать, пока я кончу?
Бросив искать трусы, я натягиваю графитно-серую юбку, сую ноги в алые туфли на головокружительных шпильках. Обнаруживаю серьгу с топазом лишь в одном ухе. Ненавижу, когда теряется что-то из пары!
Застегивая пуговицы на белой шелковой блузке, склоняюсь и чмокаю его в щетинистую щеку. От него пахнет моей любовью.
- С Днем святого Валентина!
Уильям сердито бурчит:
- Ты у меня в долгу.
- Вставай в очередь.
Через пятнадцать минут высвобождаю пальцы ног из убийственных шпилек: лифт, скрежеща, ползет вверх на этаж, где расположено акушерское отделение. Наверняка где-то в моей двойной, склонной к изменам спирали ДНК притаился непоколебимый ген, отвечающий за безотчетную страсть к красивой обуви. А как иначе объяснить покупку сексапильных красных шпилек тридцать восьмого размера (оставалась последняя пара - и нет, она даже не подумала "разноситься со временем", как обещала работающая за проценты с реализации продавщица), когда всю взрослую жизнь у меня был тридцать девятый с половиной?
Вот и маменька моя обувалась безупречно. Даже когда французские судебные приставы выселили нас из крошечной appartement на улице Тампль, потому что отец перестал платить ренту, ее обувь (пусть и не репутация) оставалась на высоте. В итоге мы могли подыхать с голоду, и тем не менее, мамуля была не способна устоять перед очередной парой новеньких босоножек в горошек, точно так же как и перед отцом.
Свою единственную дочь она взрастила по собственному образу и подобию.
Двери лифта расходятся, и я, прихрамывая, ковыляю к родильным боксам, испытывая некий дискомфорт от сквозняка под юбкой. Люси - моя лучшая подруга, и я обожаю ее до смерти, однако искренне надеюсь, что сегодня ночью не ее дежурство. Если с нотациями матери я еще могла мириться (в конце концов, она руководствовалась собственным горьким опытом), то с Люси мы стали soeurs sous lapeau , с тех пор как скрестили скальпели над полурасчлененным трупом, будучи студентками медицинского факультета в Оксфорде. Именно к Люси я прибегаю за рецептом на ксанакс, когда собираюсь лететь на самолете. И не то чтобы долгие годы она была не в курсе моих романов.
С другой стороны, когда муж уходит от вас к хореографу-подростку (не придирайтесь к словам: когда вам по тридцать шесть, как нам, двадцатитрехлетняя девчушка - впрямь подросток), пожалуй, вы вправе более чем желчно смотреть на супружескую неверность окружающих.
В тот самый момент, когда я подхожу к родильной палате, звонит мобильник. Вглядываясь в стеклянное окошечко в двери, понимаю, что скорее всего "скорая" с моей пациенткой надежно застряла в пробке где-нибудь на Фулхэм-роуд. Отвечаю.
- Джексон, - говорю я, - у меня пациент.
- Ты на работе?
- Ты же знал, что я буду на дежурстве.
Один из плюсов профессии врача (не считая восхитительных предложений от незнакомцев на вечеринках исследовать их щитовидки или геморрои в гостевой уборной - предложений, которые они делают, пренебрегая правилами общественного приличия и тем фактом, что я неонатолог) - возможность не ночевать дома безо всяких расспросов. Врач-консультант отделения интенсивной терапии новорожденных больницы Принсесс-Юджени, я обязана раз в месяц выходить на ночное дежурство. Впрочем, муж всегда был уверен, что не шесть, а семь.
- У тебя пять минут, - предупреждаю я Джексона.
- Прошлой ночью ты рассуждала иначе, - поддразнивает он; характерный акцент американского Юга ни капельки не смягчился за почти десятилетие жизни в Англии.
Я завела роман на стороне вовсе не потому, что моя сексуальная жизнь с мужем нерегулярна или не приносит удовлетворения. Совсем наоборот: он весьма добросовестный и заботливый любовник. Хотя у меня есть множество вероятных причин для измены, вряд ли среди них найдется та, что действительно извиняла бы мое поведение.
Набрасываю белый халат.
- В чем дело?
- Мне нужно с тобой поговорить.
- Прямо сейчас? Что, никак нельзя подождать?
Он колеблется.
- Я только что нашел в интернет-магазине подходящий мотоцикл, "индиан". Торги заканчиваются в полночь, и я хотел сначала обсудить все с тобой…
Не могу отделаться от ощущения, что он намерен поговорить не только о мотоцикле.
- Мотоцикл?
- Ну же, Эл! Ты же знаешь, я всегда хотел мотоцикл. Вдобавок на нем будет гораздо быстрее добираться до работы. Тебе-то хорошо, - добавляет Джексон, - больница рядом с домом, не приходится дважды в день по часу торчать в пробках.
- Уверена, что "Дю Кейн фармасьютиклз" все же…
- О, Элла, ради всего святого! Сколько можно?
- Никто не просит тебя ссужать деньги на их пилюли, - продолжаю упорствовать я. - Всем отлично известно, что они аморальные торгаши, подсаживающие на наркоту, и пусть идут к черту. Но исследовательская программа - дело совсем другое…
- Значит, эксперименты над стволовыми клетками вдруг стали добрым делом?
- Джексон, я врач. Что ты хочешь от меня услышать?