- Элла, надевая белый халат, не стоит оставлять за порогом совесть, - с горечью произносит он. - Хватит того, что ты снимаешь свои модные туфли.
- Не понимаю, какое отношение моя совесть имеет к…
- Я думал, твое призвание - спасать детей, а не убивать их.
- Вообще-то, Джексон, все это не имеет никакого отношения к неонатологии, - обиженно говорю я. - И с каких пор возня с зиготами превратилась в избиение младенцев?
- С моей стороны глупо было думать, что тебя это волнует.
- А с моей - глупо было надеяться, что ты способен рассуждать как взрослый человек.
Невысказанная мысль виснет в воздухе. Мы оба понимаем, о чем на самом деле идет речь.
Я прижимаю мобильник к другому уху, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Сейчас не время отчитывать Джексона за желание нарушить наш уговор. С первого же дня мы условились: никаких детей.
- Послушай. Я всего лишь имела в виду…
- Я знаю, что ты имела в виду, Элла.
Вот что всегда восхищало меня в Джексоне (в особенности потому, что самой мне этого недостает): его стойкая, не модная нынче прямота. Талантливый, очаровательный, умеющий правдиво и четко выражать свои мысли, Джексон обладает даром ненавязчивой убедительности, которая, пожелай он уйти в политику, обеспечила бы ему место в Белом доме (хотя, разумеется, его неизлечимая честность наверняка сослужила бы ему плохую службу). За последние пару лет охотники за головами для разных престижных неправительственных организаций предлагали Джексону зарплату с пятью нулями и открытым счетом на командировочные и представительские расходы, уговаривая возглавить их кампании по сбору денег или департаменты по развитию. Всех до единого охотников ждало разочарование - правда, Джексону удавалось предварительно околдовать их так, что они жертвовали солидные суммы "Единому миру" - замшелой вонючей благотворительной организации, в которой он работает.
А вот что меня всегда раздражало в собственном муже, так это его твердое - "по-моему-или-к-чертям-собачьим" - чувство чести южанина.
Прижимаю мобильный подбородком к плечу, чтобы застегнуть халат поверх стильной креповой юбки. Чертовы красные туфли задолбали, но я ничего не могу с ними поделать.
- Отлично. Если ты твердо решил…
- Считай, что это припозднившийся подарок на день рождения.
Я прикрываю глаза, охваченная внезапным приступом раскаяния.
- О, Джексон! Прости меня.
- Ничего.
- Я так замоталась в больнице - у нас нехватка персонала…
- Говорю же, ничего.
Повисает пауза. Как я могла забыть о его дне рождения? Боже, ведь Джексон родился в День святого Валентина! Хотя бы это можно было усвоить!
Джексон снова разражается буйным кашлем.
- Что с твоей простудой? - виновато спохватываюсь я.
- Если честно, то вообще-то чувствую себя паршиво. Кажется, температура подскочила.
Стараюсь не улыбнуться. Поразительно, насколько по-разному один и тот же микроб воздействует на мужскую и женскую иммунные системы. Тема, достойная диссертационного исследования: "Вирус, вызывающий у женской особи вида лишь чих, волшебным образом превращается в инфекцию верхних дыхательных путей, едва достигнув хромосомы самца Y…"
- Обещаю: в выходные куда-нибудь сходим. Я что-нибудь придумаю, чтобы отпроситься с работы.
- Конечно.
- Выбор за тобой. Куда захочешь.
- Ладно. Мне все равно.
- Ты повеселеешь, как только почувствуешь себя лучше. - Потом, отчасти чтобы облегчить муки совести, отчасти потому, что, несмотря на роман с Уильямом, несмотря ни на что, это по-прежнему правда, добавляю: - Я люблю тебя.
- Я тебя больше.
Такой уж у нас пароль - привычный обмен фразами между влюбленными, из тех, что появляются в первые месяцы совместной жизни. Потом, когда что-то идет не так, вы держитесь за них как за спасательный круг, ощущая некую смесь суеверия, надежды и страха.
К этим же шести словам сводится сущность нашего брака.
Познакомились мы одиннадцать лет назад в Америке, в самый благоприятный для штурма момент, когда я была достаточно измотана, уязвима и (будем называть вещи своими именами) пьяна, чтобы в моем трепетно взращенном цинизме появилась брешь, через которую успел просочиться Джексон.
Я лишилась девственности в семнадцать (со своим тридцатичетырехлетним тренером по теннису; банальность ситуации смутила меня больше, чем появление на месте преступления моей бабушки, которая лишь кивнула, сдержанно ликуя от доказательства собственной правоты). Всех мужчин, с которыми я встречалась с тех пор, объединяло одно качество: никто не был совершенно недоступен, и это меня вполне устраивало.
Где-то в глубине души я понимала: мое поведение не вполне верно, - зато остальная часть меня пришла к выводу, что все как-нибудь уладится, когда я повстречаю правильного человека.
Не то чтобы у нас была любовь с первого взгляда. Джексон Гарретт вплыл в бар с живой музыкой на Бурбон-стрит во Французском квартале Нового Орлеана и направился прямиком к нам с Люси, будто бы мы весь вечер сидели и ждали специально его. Разумеется, любовь тут была совершенно ни при чем.
Джексон был - и остается - самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. У него та самая типично американская, сверкающая белизной улыбка кинозвезды и золотистая кожа, которая выглядит загорелой даже посреди английской зимы. Глаза, пронзительно-бирюзовые, с непристойно длинными ресницами и искорками, от которых мурашки бегут по коже, а одежда начинает расстегиваться сама собой. И рот - такой податливый и чувственный, что остается лишь послать к черту гребаную английскую сдержанность и потребовать, чтобы он тебя поцеловал. "Ну же, у меня сегодня день рождения. Ты что, стесняешься?" (Оглядываясь назад, начинаю думать, что именно тогда зародился ураган.)
Мы вышли на воздух. Я вцепилась в зажигалку, стараясь не обращать внимания на то, как он скользит взглядом по Люси. Как и остальные мужчины. Ничего удивительного при ее-то роскошных формах а-ля пятидесятые, безупречной коже и длинных, до талии, волосах цвета старинного золота. В первый год нашего знакомства я даже всерьез подумывала над сменой ориентации. Согласно универсальному закону привлекательности, гласящему, что люди в итоге находят партнеров той же степени привлекательности плюс-минус балл (если только деньги или власть не нарушают данного равновесия), Джексон явно принадлежал скорее к лагерю Люси, нежели к моему.
И вдруг, склонив свою русую голову к моей, он прошептал мне на ухо, выдыхая сладкий аромат рома:
- Всегда знал, что вы, колонизаторы, играете нечестно. Должен предупредить сразу: я легко сдаюсь.
- Я тоже не Виргиния.
- Как будто я Невада.
- Можно было бы, конечно, учинить какую-нибудь бурю над Канзасом и Миссисипи, - задумчиво проговорила я, - но этот ураган мощнее, чем кажется.
От него пахло кожей, мылом и хвоей после дождя. У меня в трусиках что-то затрепетало.
Вынув из моих пальцев незажженную сигарету, он повел меня к выходу.
- Думаю, стоит обсудить положение данного союза где-нибудь еще.
Планировалось мимолетное увлечение на уик-энд: ведь ровно настолько мы с Люси приехали из Каролины. Решили испытать на себе философию беспечного Нового Орлеана: "Приезжаешь таким, каков ты есть, уезжаешь другим", - прежде чем окончим университет и, как она выразилась, вернемся в Лондон и засунем головы обратно в наши зажатые британские задницы.
Так что Люси великодушно помахала мне рукой, я пошла к нему домой и переспала с ним (о стыд и позор!) в первую же ночь, безо всяких утомительных заигрываний или нудной чепухи вроде "не трогай меня ниже пояса до пятого свидания".
Наутро за завтраком (креольские пончики, свежие фрукты в панировке, блинчики с корицей; Боже милостивый - этот мужчина умеет готовить!) мы рассказали друг другу кое-что о себе из того, что опустили накануне ночью ради энергичного секса, - как нас зовут, например. Джексон работал фандрайзером в университете Тулейна в Новом Орлеане. Когда я сообщила, что учусь в университете Дьюка на врача, он едва не поперхнулся своим (черным, крепким) кофе.
- Провалиться мне на этом месте, я как раз получил место в Дьюке - переезжаю туда через пару недель.
Тело приятно ныло от ночных упражнений, и я пришла к выводу, что Джексон - идеальный любовник для поднятия настроения (я как раз едва пережила кратковременную и окончившуюся фиаско интрижку с женатым преподом по истории - впрочем, о ней лучше не распространяться): легкая восстановительная связь, которая поможет залечить сердечные раны после романтичного почти промаха, или, по крайней мере, парень, с которым можно хорошо проводить время, пока ждешь своего принца. Джексон не должен был оказаться (о чем он и предупредил меня тогда) мужчиной, за которого я выйду замуж.
Любые отношения по сути своей неравны - я усвоила этот урок еще малолеткой. Тот, кто любит меньше, обладает большей властью.
Взрослея, я часто задавалась вопросом: почему моя мать, казалось, вечно ждала чего-то, чему не суждено было сбыться? И однажды, зарывшись лицом в подушку и слушая, как за стеной мать уже которую ночь напролет рыдает в свою, я поклялась себе, что никогда не дойду до такого. Что не стану целых семнадцать лет ждать обаятельного изменника, который никогда не бросит свою жену ради меня, заделает мне ребенка и не даст ему ничего, кроме фамилии, а потом умрет в сорок шесть лет, оставив меня полувдовой в по-прежнему чужой для меня стране с девятилетней дочерью, даже без денег на пропитание.